Книга Записки прижизненно реабилитированного - Ян Янович Цилинский

на борьбу ушли в леса. Началась ожесточенная и жестокая партизанская война. Партизаны пользовались в народе недопустимо широкой поддержкой к сочувствием. Подавление этого движения, носившего национальную окраску, оказалось не под силу литовскому партийно-государственному аппарату, самому зараженному национальной идеей. Литовские коммунисты зачастую проявляли слабость, столкнувшись с реальностью жестокой братоубийственной войны. Требовалось вмешательство железной руки центральной власти. Именно в этом заключалось предназначение бюро ЦК ВКП(б) по Литовской ССР, которое возглавил М.А. Суслов. Бюро наделялось чрезвычайными полномочиями.

Полковник Чеченев получил приказ организовать выявление среди гражданского населения лиц, подлежащих ликвидации и депортации в Россию. Потенциальную опасность для Советской власти представляли остатки эксплуататорских классов, бывшая литовская администрация и военные, верхушка старых политических партий, католическое духовенство, интеллигенция и крестьяне, контактирующие с партизанами. Полковник подошел к полученному делу творчески. Чекист понял, что основными врагами в этой пестрой массе являются носители национальной идеи и что о людях, хранящих эту идею, не могло не знать гестапо.

«Для Гитлера, — думал Чеченев, — этот националистический сброд был такой же костью в горле, какой он теперь стал для нас».

Гестапо действительно бдительно следило за настроением литовцев и с немецкой педантичностью собирало информацию на граждан маленькой оккупированной страны. Обратившись к сохранившимся, хотя и не в полной мере, архивам гестапо, Чеченев получил в свои руки картотеку и списки, по которым можно было начинать аресты. Под топор попадали литовцы, находившиеся под надзором у немцев. Националисты ли эти люди или лица, сочувствующие Советам, полковник не разбирал. Важно было другое: все они не принимали оккупацию.

Через два года сопротивление литовцев в основном было подавлено. Около четверти населения подверглось депортации. Чеченев закончил свою службу в Литве генерал-майором. На его груди красовались два новых боевых ордена.

Генерал быстро пошел вверх по служебной лестнице и ждал новых почестей. Но внезапно все рухнуло. Несколько прибалтов, которые не понимали значения работы органов для дела социализма, ушли на баркасе в Швецию. В иностранной прессе появились публикации об акциях, проводимых Чеченевым, подтвержденные свидетельствами очевидцев, фотографиями и копиями документов. Сотрудники МГБ, ознакомившиеся с публикациями, заключили, что генерал совершил служебные преступления — допустил утечку информации и не обеспечил режима сов. секретности (гриф «совершенно секретно», СС, «два Сергея») при проведении акций.

Чеченев помнил час расплаты. Он стоял в кабинете министра МГБ СССР, к которому был вызван в Москву специальной телеграммой с грифом СС. Министр уже все сказал, и услышанное не оставляло никакой надежды. К штрафнику-генералу, гордясь своей молодостью и силой, подошел хлыщ-адъютант. Красуясь перед министром, он опустил руки на плечи Чеченева. Раздался треск ниток, и мелькнуло золото сорванных с плеч генеральских погон. Капитан действовал столь ловко и быстро, что казалось, будто этот службист всю жизнь занимался лишь тем, что лишал генералов достоинства.

Через три часа разжалованный генерал мерил шагами одиночку в Лефортовской тюрьме. За три недели были пройдены многие километры. Внезапно Чеченева вывели из камеры, привели в порядок, накормили и отвезли в кабинет к заместителю министра МВД СССР. Заместитель был немногословен и вежлив. Бывший генерал, которому предложили сесть, услышал:

— Руководство приняло решение дать вам возможность искупить вину. Вам доверяется пост начальника лагеря особого назначения Сверхлага в Казахстане. Лагеря особого назначения — новое дело не только лично для вас, но и для всей нашей лагерной системы. Они предназначены для содержания особо опасных врагов советского государства и призваны решать важнейшие экономические задачи. — Заместитель министра поддерживал реформаторов, учредивших особые лагеря. — Задача Сверхлага — обеспечить добычу медной руды в Казахстане. Медь — стратегический материал. Спрос на медь будет возрастать соответственно техническому прогрессу. В вашем распоряжении будет 60–70 тысяч заключенных. Не забывайте, — голос заместителя министра стал суров, — что эти отбросы общества должны узнать, что такое настоящая тюрьма.

Оказанное доверие, — заключил заместитель министра, — возлагает на вас огромную ответственность. Помните об этом. Мы будем знать, справляетесь ли вы с руководством Сверхлага, оценивая производственные показатели, то есть тонны выданной на-гора медной руды.

Через два дня Чеченев в звании полковника вылетел на новое место службы. Бывший генерал знал, что такое доверие и что такое ответственность. Треск ниток, уходящий блеск золотых погон и лефортовская камера не были забыты. Чеченев понимал, что новые погоны могут сохранить только тонны добытой заключенными медной руды.

За два с половиной года работы Чеченев поднял Сверхлаг и вывел его в передовые среди лагерей особого назначения. Мрачный гений полковника Чеченева сделал Сверхлаг Медной империей, Медной каторгой, Медным Адом.

Руководство полагало, что штрафник-генерал оправдал оказанное ему доверие. Принимая посыпавшиеся на него почести, Чеченев не обольщался. Он понимал, как трудно удержать достигнутое. Для этого требовались постоянные усилия. Ни на минуту нельзя было ни остановиться, ни отдохнуть. Чеченев знал, что для руководства он не фигура. Надо было льстить, изворачиваться, угождать, делать подношения и обманывать победными реляциями о тоннах добытой медной руды и раскрытыми заговорами среди заключенных. Нельзя было выпускать бразды правления лагерем из рук. Плуты подчиненные готовы были продать, провести и заложить начальника. Надо было уметь ладить с рудоуправлением.

Своим главным достижением Чеченев считал создание специального лагерного отделения в Пустынном. Отделение было инвалидным лагерем, куда со всего Сверхлага, а иногда и из других мест свозился отработанный человеческий шлак. Еще живые, но уже не жильцы. Чеченев не дал никому умереть тихо на нарах. Он заставил работать всех. Работали старые и молодые, мужчины и женщины. Работали безногие и безрукие. Ни запущенный туберкулез, ни далеко зашедший силикоз, ни силикотуберкулез, ни истощение, ни перенесенный инфаркт не избавляли от каторжного труда в карьерах и каменоломнях, от земляных работ, от кирки, кувалды и лопаты. Никто не умер спокойно. Все до самой смерти испытывали чувство голода. Пайка в лагере была инвалидная: 650 граммов черного хлеба в день для тех, кто ходил на работу, и 500 граммов для тех, кого уже нельзя было согнать с нар. Три раза в день полагалась жидкая баланда.

Норма питания и труд калек предусматривались инструкцией. Тогда при чем здесь Чеченев? Он вдохнул в эту инструкцию жизнь, разработал систему принуждения, придумал новые виды работ и заставил распущенное лагерное начальство выполнять все неукоснительно:

— Никакого послабления заключенным! Постоянная боевая готовность! Какой м… решил, что отсутствие руки освобождает от работы с носилками? Носилки берутся четырьмя руками, двумя левыми и двумя правыми. Они всегда найдутся у четырех одноруких. Надзиратель и бригадир должны их правильно расставить.

…Однорукие понесли носилки.

Чеченев не был тупым исполнителем. Он вложил в дело энергию и фантазию. Полковник был творческой личностью, опередившей свое время.