Книга Расул Гамзатов - Шапи Магомедович Казиев

горном ауле

Двадцать лет прожила ты — посланец Москвы...

По ночам ты бралась за тетрадки при свете

Самодельной коптилки, мерцавшей едва.

На графлёных страницах аварские дети

Выводили впервые по-русски слова...[13]

Он всегда с благодарностью вспоминал первую учительницу, научившую горского мальчишку русскому языку и открывшую ему великую русскую литературу.

С русским языком в Дагестане было непросто, происходило много метаморфоз, мешавших овладеть им в полной мере. Язык неразрывен с алфавитом, а ученикам приходилось изучать сразу два алфавита — латинский и русский. Дело спасали отважные русские учителя и учительницы, приезжавшие работать в Дагестан.

Незадолго до того как Расул стал учеником, в мусульманских регионах, веками писавших на арабском или аджаме, на основе арабского алфавита была введена латиница.

Случилось это после постановления Центрального исполнительного комитета и Совета народных комиссаров СССР от 7 августа 1929 года «О новом латинизированном алфавите народов арабской письменности Союза ССР». Власти, разумеется, ссылались на пожелания рабочих и крестьян, которые, скорее всего, не подозревали о своём «волеизъявлении».

Постановление обязывало впредь пользоваться новым латинизированным алфавитом и обучать на нём же, поручало заменить наборные машины, шрифты, пишущие машинки на новые, а импорт оборудования прежней системы попросту запретить. Особенно важным был шестой пункт постановления:

«Предложить правительствам союзных республик принять меры к тому, чтобы редакционно-издательские планы национальных издательств предусматривали рост изданий на новом латинском алфавите народов арабской письменности Союза ССР за счёт максимального сжатия или прекращения изданий на арабском алфавите».

По этому поводу даже поручалось предусмотреть «необходимые ассигнования на покрытие убытков издательских организаций от обесценения литературы, напечатанной арабским алфавитом».

Население в одночасье стало «неграмотным» и вынуждено было переучиваться. Как и у других горских народов, аварская светская письменность стала латинизированной.

Именно на латинице печатались в газетах стихи Гамзата Цадасы.

Реформы касались не только газет, учебников и школьных тетрадей. Они похоронили под собой целые пласты национальной культуры. Этот насильственный разрыв сказывается до сих пор. В архивах пылятся тысячи книг, написанные прадедами современных горцев и непонятные потомкам, а на кладбище трудно отыскать могилу дальнего предка, потому что надписи на плитах сделаны по-арабски. Знавшие аджам умели читать по-арабски даже не понимая самого языка. Но имена, многие слова и цифры они понимали.

Но как новое поколение прочтёт страстные, обжигающие стихи любимого в народе Махмуда из Кахаб-Росо? Сборник его стихов вышел в 1924 году и стал большой редкостью, а новым издательским предпочтениям властей он не соответствовал.

Трудно себе представить, что стало бы с культурами больших народов, если бы их письменность была вдруг переведена на арабскую графику или китайские иероглифы.

После некоторой адаптации новая письменная система оказалась приемлемой для передачи особенностей горских языков. И всё же оставались сомнения, что латиница приживётся. В Дагестане такое уже случалось, когда после Кавказской войны была введена письменность на основе кириллицы, существовавшая вместе с аджамом. Определённую роль это сыграло, но в 1910 году кириллица была отменена и письменность вернулась к аджаму.

На введение новой письменной системы повлияло введение аналогичной системы основателем Турецкой Республики Кемалем Ататюрком. Он провёл эту реформу в 1928 году, незадолго до реформ в СССР. Советские власти видели в Ататюрке союзника и понимали всю значимость нововведения. В Дагестане, как и в Турции, было немало противников новой системы, не желавших отрыва от своего культурного наследия, арабоязычной письменной традиции.

Вспомнили и «Антиписарское движение» 1913—1914 годов, когда горцы восстали против насильственной русификации и замены традиционного для них способа сельского самоуправления на более удобную для властей форму. Восстание быстро разрасталось, что грозило непредсказуемыми последствиями, учитывая шедшую Первую мировую войну, на которой сражалось множество горцев — родственников и односельчан восставших. «Дикая дивизия» наводила ужас на противника, и никто не желал её появления на Кавказе. Власти сочли за лучшее отступить от своих намерений. В том восстании участвовал и Гамзат Цадаса.

Но теперь ситуация была иная. Турция была отдельным государством, а Дагестан — частью СССР. Однако и латинице не суждено было долго просуществовать наряду с кириллицей. Тем не менее она же и облегчила переход на кириллицу, с которой у латиницы было много общего, включая графику.

Введение латиницы было воспринято относительно спокойно ещё и потому, что грамотных людей было не так много, а в стране происходили события куда более тревожные и касавшиеся каждого.

Разруху после Гражданской войны в какой-то мере помог преодолеть нэп — новая экономическая политика 1920-х годов, сменившая суровый военный коммунизм с его принудительной продразвёрсткой. Тогда у крестьян отбиралось почти всё, вызывая недовольство и восстания. Нэп разрешил частое предпринимательство, торговля расцвела, урожаи росли, потому что зерно теперь можно было продавать по свободной цене, инфляция почти прекратилась, товаров стало много. Горцы — народ предприимчивый и трудолюбивый, и в села начал возвращаться достаток. Но когда страна начала приходить в себя, большевики увидели, что экономика может оказаться сильнее политики, и почувствовали угрозу своему могуществу. К тому же в стране начались Первая пятилетка и индустриализация, голодные города нуждались в хлебе, а крестьяне отказывались его продавать по низким ценам, как того требовала власть.

Нэпманов начали всячески притеснять, лишили избирательных прав, обложили драконовскими налогами. А затем наступила волна репрессий, накрывшая и нэпманов, и поднявшееся с колен крестьянство. И тех и других принялись «раскулачивать», конфискуя сбережения и имущество, и высылать целыми семьями в Сибирь. Достаточно было иметь небольшую мельницу или маслобойню, наёмного рабочего или просто числиться «кустарём-одиночкой с мотором», чтобы оказаться в смертельно опасном списке «кулаков». В том же списке могли оказаться и все, кто имел отношение к духовенству.

Нэпа не стало. Зато началась сплошная коллективизация. Общинное сознание было у горцев в крови, и поначалу, вольно или невольно, в колхозы записывались целыми аулами, вместе с полями и скотиной. Но и разочарование не заставляло себя долго ждать. Повальные хлебозаготовки, конфискации и прочие «успехи» новой власти напоминали мрачные времена военного коммунизма. Колхозы редели, а многие и вовсе распадались. Хлеб прятали или продавали, как и скот, и лошадей, не дожидаясь конфискации.

Народ роптал, и единство в нём вновь нарушилось. Начались выступления не только против разорительных хлебозаготовок и колхозов, но и против самой советской власти. Люди, конечно, стремились к новому, ещё не угас революционный энтузиазм, но никто не хотел, чтобы оно было хуже старого. В ответ начались репрессии.

Расул всего этого не понимал, только вдруг начали исчезать куда-то его друзья, родителей которых записали в «кулаки», пустели дома в Цада. Зачастили по дорогам всадники