Книга Новая Инквизиция IV - Михаил Злобин

ожиданий. Тут любому бы не по себе стало. Кто бы мог подумать, что фээсбээновские шавки будут действовать так дерзко. Ну ничего… дай только срок, и каждый из этих артистов ответит за свою самодеятельность! В суде Дмитрий Аркадьевич их всех уничтожит.

— Эй-эй! Ты что де… абрлг… тьфу, кха-кха! Фу, сука! Кхе-кха…

Бизнесмен поневоле хлебнул керосина и закашлялся. Лицо самопроизвольно скривилось от противного химического привкуса, а во рту моментом образовалась тонкая маслянистая пленка, которую было крайне затруднительно сплюнуть или проглотить.

— Погоди, давай поговорим! — заголосил Широков, пытаясь остановить экзекуцию психологического насилия. — Напарника своего хочешь обелить?! Я знаю кое-что про него!

— Мне и без тебя известна бо́льшая часть истории, — слова борца с нежитью сквозь плеск горючего бизнесмен разбирал едва-едва. — Ты мне не нужен, чтобы докопаться до правды.

— Тогда что вам надо от меня?!! Просто скажите!!!

— Нам не о чем больше разговаривать, — ожег льдом безразличия ответ инквизитора. — «Ибо грешник есть куча пакли. И конец его — пламень огненный».

Отбросив опустошенную на три четверти канистру, Факел выудил из кармана обычную пластиковую зажигалку и сложенный тетрадный листок. Клетчатый. С красными полями. На точно таком же бизнесмен давным-давно прилежно решал домашнее задание по математике. Он сидел за своим письменным столом, который выбрал в магазине сам. А рядом внимательным наставником находился отец, всегда готовый дать сыну подсказку и оказать помощь.

«Вот сюда посмотри, Дима. Какой знак поставить забыл? Ну? Во, Молодчина! Будь внимателен. В точных науках нет ничего незначительного. Тут важна каждая деталь…» — воскрес в сознании мягкий голос родителя.

Олигарх остервенело затряс головой, прогоняя ностальгические и сентиментальные воспоминания из далекого детства, совершенно неуместные в нынешней обстановке. Ужас острыми когтями стиснул сердце, и разум Широкова беспорядочно метался, выискивая пути спасения из ситуации. Что-то происходящее все меньше и меньше начинало походить на спектакль. От него никто не требовал признаний, не подталкивал к нужным ответам, не стращал инфестатской зоной. Все это выглядело как-то уж слишком… пугающе.

— Факел, эй, Факел! Остановись! — воскликнул пленник. — Ты же христианин, да? Православный?! Вспомни о заповедях! «Не убий!» Ну?!

— Настоящая жизнь — это жизнь Вечная, — без заминки парировал боец. — А наше земное существование лишь мучительное мгновение, которое закончится вечными муками, если не принять Его.

— Господи, да ты же в самом деле больной!!! — отчаянно вцепился себе в волосы олигарх. — Убери огонь, тут же все полыхнет сейчас!!! Если ты считаешь, что я в чем-то виноват, так отдай меня под суд! Я понесу справедливое наказание по закону!!!

— И сказано было римлянам: «Те, которые, не имея закона, согрешили, вне закона и погибнут…»

Чиркнуло колесико зажигалки, и взметнувшиеся искры запалили высвобожденный газ. Желтый огонек сперва робко, а потом все более настойчиво принялся вгрызаться в скомканный листок. Секунда. Другая. И вот инквизитор уже держит в руке жаркое десятисантиметровое пламя…

— Н-н-не н-н-надо… — заикаясь проблеял бизнесмен. — П-п-пожалуйста… я ум-моляю! Посад-дите меня в ть-ть-тюрьму! Я во вс-сем признаюсь!

Похитители возвышались над пленником неподвижными статуями. Мольбы Широкова не оказали на них никакого воздействия. Их силуэты, оттененные проникающими под своды покинутого гаражного бокса лучами солнца, налились непроницаемой для человеческого зрения чернотой. Даже отсветы пламени, зажатого в вытянутой ладони инквизитора, не могли разогнать густую тень, легшую на их лица.

— Когда суды Твои, боже, совершаются на земле, тогда живущие в мире учатся правде…

С этими словами Факел разжал пальцы, и разгоревшаяся бумажка устремилась вниз. У бизнесмена перехватило дыхание и замерло сердце. Бьющееся в истерике сознание Широкова в последние секунды успело отрисовать весьма необычную картину. Свет будто бы сложился над головами молчаливой троицы в причудливые ореолы, подобные нимбам. Словно это и не люди, а ниспосланные небом судии, которые пришли покарать его за все совершенные при жизни злодеяния…

Но обдумать эту мысль как следует и подивиться выкрутасам трепещущего разума строительный магнат не успел. Подожженная бумага еще не коснулась облитого керосином пола, а стены импровизированного узилища уже содрогнулись от оглушительного вопля боли и низкого гула, порожденного пляской огня. Обжигающие и причиняющие невообразимые муки пламенные языки кинулись яростно грызть инфестата, обугливая кожу и безжалостно влезая в глаза и раззявленный рот.

Дмитрий Аркадьевич вопил и катался по земле, ощущая, как медленно сгорают его нервные окончания. Как закипает кровь в теле, как лопаются сосуды и вены. Как трескается кожа и запекаются глазные яблоки. Огромные запасы энергии смерти, которые он столь рачительно сберегал и копил на протяжении лет, таяли. Но все это происходило слишком уж неспешно, безмерно продлевая агонию.

Бизнесмен давно должен был умереть. Его плоть прожарилась на глубину в несколько сантиметров. Он уже не мог дышать, не мог кричать, не мог шевелиться. Но все еще оставался в сознании. В конце концов, каким-то чудом его наполовину сварившийся мозг выдал последнюю спасительную идею. Не такую, которая могла б спасти его жизнь, но такую, которая избавила бы от страданий. Это ведь дар! Порочный дар не позволяет ему соскользнуть на другую сторону бытия, подальше от истязаний и мучений! Нужно что-то с этим сделать… Но как?

Напрягая до треска остатки своей воли, Широков приказал сидящей в нем темной сущности избавляться от всего некроэфира, что еще не успел сгореть. Она вроде как взбрыкнула, отказываясь подчиняться, но олигарх бросился исступленно штурмовать непокорный дар, заклиная его повиноваться. И океан тьмы все-таки сдался. Медленно, слишком медленно, но он начал покидать своего владельца.

Несмотря на то, что пленник старался исторгать из себя некроэфир на пределе возможностей, казнь все равно затянулась на неопределенно долгий срок. Испепеленные органы чувств и осязания не позволяли судить точнее. Самому Широкову казалось, что с того момента, когда Факел сбросил в яму зажженную бумагу, минули целые часы. Но все рано или поздно кончается, даже плохое. И вот милосердное небытие наконец-то опустило плотный колпак на искорку измученного разума, гася ее и навсегда отделяя от беспощадного мира людей.

Глава 5

Выпущенный снаряд не пролетел и половины дистанции до Аида, а Изюм уже понял, что он промазал. Секирин просто сжал кулак и будто бы растаял в воздухе. А возник на два шага левее своей изначальной позиции. Во время этого маневра Макс ощутил, как его дара коснулся всплеск чужой боли, но это мимолетное веяние исчезло так же быстро, как и появилось.

— Сука вертлявая, — прошипел Виноградов, снова наставляя ракетницу на первого инфестата.

Но выстрелить уже не смог. Огромная чудовищная лапа мягко, но непреодолимо сильно сомкнулась на его предплечье, а затем настойчиво потянула вниз, вынуждая опустить оружие.

— Нет-нет-нет! — кричал Изюм, безуспешно колотя химеру свободной рукой и скаля зубы,