Книга Афоризмы - Георг Кристоф Лихтенберг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Француз сражается, эмигрант идет сражаться[64].
Много говорят о просвещении и желают побольше света. Но, боже мой, какой толк от этого, если у людей либо нет глаз, либо те, у кого они есть, нарочно зажмуриваются?
[Июнь 1798]. Чего только не встретишь сейчас! Изображения девы Марии с трехцветными кокардами, вместо мартовского пива — жерминальское[65], и вместо мартовских зайцев — жерминальские. Может быть еще появятся флореальские котята[66] вместо майских?
В настоящее время имеется много постановлений, запрещающих допускать к должности проповедника кандидатов, не изучавших основных восточных языков. Боже милостивый, а ведь ежедневно разрешают занимать троны и посты в министерствах людям, которые при своей профессии не владеют даже «азами» своего дела.
Свобода прессы и кофейных мельниц[67].
Полицейские учреждения некоего города можно сравнить с трещотками на вишневых деревьях: они спокойны, когда треск особенно необходим — и подымают ужасный шум, когда из-за сильного ветра не видно ни одного воробья.
Бонапарт превратил Ломбардию в ломбард[68].
По случаю этого некоторые тома in quarto[69] были возведены в достоинство фолиантов и им было высочайше дозволено иметь титульные листы in folio, которые, однако, должно было носить обернутыми в бумагу.
Прежде всего кое-что против современного способа изложения астрономии: поистине, дело заходит слишком далеко! Спрашивается, так ли уже важно, если какой-то пункт на карте определен на четверть мили неверно? Боже правый! А на сколько градусов отклоняются от истины наши государственные учреждения? И сколько следует еще исправить в тех городах, географическое положение которых на карте давно исправлено? Как дорого обходятся обсерватории! А насколько больше пользы принесла бы при тех же расходах школа!
Ca ira, ca-ira, Каир[70].
Утверждают, что во всей стране за последние 500 лет никто не умер от радости.
Те, что желают муштровать подданных, хотят заставить вращаться вокруг земли неподвижные звезды только для того, чтобы земля находилась в покое.
Если бы браки могли способствовать установлению мира, то великим мира сего следовало бы разрешить многоженство.
Мы, божьей немилостью, поденщики, крепостные, негры, барщинники и прочая и прочая.
Титул: королевский придворный громоотвод.
Более острый сократический метод, — я имею в виду пытку.
Кто желает увидеть красавцев-разбойников, вылощенных обманщиков, очаровательных притеснителей сирот, вовсе не должен искать их на большой дороге и в деревенских тюрьмах. Пусть пойдет туда, где едят на серебре.
Чтобы поступать справедливо, нужно знать очень немного, но чтобы с полным основанием творить несправедливость, нужно основательно изучить право.
Я хотел бы когда-нибудь написать историю человеческой живодерни. Я полагаю, что мало искусств в мире столь рано достигли полного совершенства, как именно это, и ни одно из них не является столь распространенным.
Философия. Наука
…Будь внимательным, не воспринимай ничего бесплодно, соизмеряй и сравнивай — в этом основной закон философии.
Искусная уловка принимать незначительные отклонения от истины за самую истину (что является сутью дифференциального исчисления) лежит также в основе и наших остроумных мыслей: ведь целое рухнуло бы, если бы мы подошли к этим отклонениям с философской строгостью.
Величайшие дела в мире совершаются через другие, которые мы считаем ничтожными, через малые причины, не замечаемые нами, но в конце концов накапливающиеся.
Что это за неведомые законы и пути, благодаря которым природа изменяет инстинкты в одном и том же животном и заставляет его забывать о прежних? Цыпленок забирается йод наседку. В конце концов он сам становится наседкой и уже никуда не забирается, а укрывает других. У всех животных внешнее состояние их тела и изменение их органов чувств всегда является функцией их действий и способа существования. Это относится также и к человеку; но в то время, как одна из переменных величин возрастает, другая может убывать, и наоборот.
Довод против материалистов, выдвинутый господином Унцером[71] во «Враче» (т. VI, стр. 148), взят из области изменений нашего тела и действительно не лишен значения.
Ясно, что составные части нашего тела, изменяясь с возрастом, это уже не мы, как могла бы выразиться, передавая свое состояние, унаследованная нами новая душа. Можно, конечно, возразить, что эти изменения происходят постепенно, и ведь существуют и сегодня, благодаря преемственности, те же вещи, которые возникли еще в начале мира, хотя каждые 80 лет он становился иным. Так мог бы ответить Ламетри. Другой довод, который считает весьма важным Фонтенель[72], достоин такого же внимания: поразительное воздействие мысли на тело необъяснимо, если предполагать, что мысль действует только по законам механики. Действительно, человек, которому я тихо говорю на ухо, что он будет арестован, если моментально не исчезнет, и впрямь исчезает, и бежит, охваченный страхом, много миль. Но следует помнить, что действие вещи или явления нельзя определять по звуку слова, приводящего человека в волнение, так же как и Crimen laesae majestatis[73] не определяется шумом, который он вызывает. Таково всегда действие мысли, и оно, по-видимому, подобно воздействию искры на порох.
Доказывая бытие некоторых вещей, следует остерегаться апелляций к совершенному существу. Ибо стоит, например, предположить, что бог создал материю мыслящей, как уже невозможно доказать, что бог находится вне материи.
Умы, не признающие мира вне нас, должно быть, странные существа; и так как обоснование любой мысли, по их мнению, находится в них самих, то самые необычайные связи идей для них всегда истинны. Мы называем людей безумными, если система их представлений не определяется последовательностью явлений и порядком
