Книга Леди-капюшон - Анна Вальман

трюме.

Внезапно из комнаты, которую должен был занимать корабельный туалет, убранный за ненадобностью, раздался металлический лязг, и дверь распахнулась. Перегородив проход, из нее выбрался тучный хозяин яхты, мотая на локоть длинную стальную цепь.

Диана застыла посреди каюты с широко раскрытыми глазами и отпавшей челюстью, и, когда он ринулся на нее с кулаком, на который в два слоя накрутил крупные звенья цепи, она машинально отскочила, упав спиной на кровать. Тучное тело приземлилось ей на ноги, вминая в матрас, а кулак врезался в подбородок. На секунду потеряв дар речи от боли, Диана уперлась в массивную тушу извращенца обеими руками, утопая ладонями в плоти, и принялась колотить коленями по кровати и мотаться корпусом, пытаясь выбраться из-под тяжелого как грузовик борова.

Горло обжег ледяной металл. Усиленная цепью как кастетом пятерня обхватила ее за шею, пригвоздив голову к месту. Игнорируя жалкое сопротивление, мощная жирная лапища нагло легла ей на ягодицу, пухлыми пальцами настойчиво стягивая к бедрам мокрые трусы. И Диана, встретившись с равнодушными холодными глазами мерзавца, поняла, что нет смысла надеяться на жалость. Из последних сил собрав во рту розовую от крови влагу, она плюнула насильнику в лицо, попав в плечо.

Боров с яростью наотмашь влепил ей пощечину в висок, сравнимую с ударом гирей. Пока она приходила в себя, разметав мокрые волосы по покрывалу, толстяк неторопливо вытянул цепь и вокруг девичьей шеи обмотал ее кольцом. Стащив на пол, упирающуюся девчонку, вцепившуюся в удавку обеими руками, он несколько раз ударил ее по голове и уже обмякшее тело бросил на кровать лицом вниз, не замечая испачканных кровью скомканных простыней.

Диана пришла в себя от распирающего инородного ощущения в промежности. Подонок пытался затолкнуть ей между ног свой грязный палец, и, дернувшись, она оказалась намертво прижата цепью к кровати. В затылок упирались сбитые костяшки кулака, державшего цепь. Захрипев, уткнувшись лицом в матрас, она попыталась руками оттолкнуть от себя гада, и наконец закричала, что было сил.

Кожей ягодиц ощутив касание его крайней плоти, она забилась в панике и вонзила острые ногти, буравя запястье, удерживающее ее на цепи. На шею хлынула жидкость из пробитой запястной вены.

Чертыхнувшись, мужик ослабил хватку, и она извернулась и выбросила руку ему в лицо, попав безымянным когтем в веко.

Издав грудной визг, спустивший штаны мерзавец, схватился за лицо, а Диана вскочив на ноги, похватала свою одежду и бросилась из каюты.

Заливая кровью пол, подонок ругался на непонятном ей языке, стоя на четвереньках с голым мохнатым задом. И уже у переборки Диана, поправив белье, в ярости остановилась.

Крутанув на сто восемьдесят градусов, она вернулась назад, схватила стеклянный куб с фотоаппаратом с полки и обрушила его на голову борова. Напоследок дав ему под зад, когда он растянулся на полу, вымазав дорогой ковер своими кровавыми слюнями, девушка пошарила в карманах собравшихся на щиколотках гармошкой штанов и, выудив смятую наличку, дала деру.

Натянув брюки в нескольких кварталах от кричащей проклятья свиньи, она чувствовала себя испачканной и попользованной, и в бешенстве бежала по разбитой дороге к общежитию. Даже четыре тысячи, скомканные в ладони не могли вернуть ей самообладание. Она еще никогда так быстро не бегала. И только выбравшись из душа, потратив десять минут на выковыривание из себя любого напоминания о мерзких пальцах-сосисках, она забралась в свой ящик и разревелась.

Ей было обидно от того, какой доверчивой она оказалась. И она жалела оставленный недопитым бокал, который позволил бы ей еще два дня не выходить на улицу в этот кишащий извращенцами ад под названием Лакхаузен.

С почти физической болью она вспоминала Дерри, где была счастлива восемнадцать лет, не зная, что жизнь может быть такой сукой. И только знакомое ”доброе утро”, раздавшееся из-за двери, вырвало ее из бездны сожаления. Ответив матери дежурной фразой, она затворила крышку ящика и утерла слезы. Еще некоторое время Диана раздумывала о смерти и о том, больно ли это, сгореть заживо во сне, пока дрема не опутала ее уставшее сознание. Последней мыслью в голове промелькнуло, что она больше никогда не сунется в доки и будет избегать других вампиров как чумы.

Глава 5. Рок-н-ролл

Вечером Диана проснулась раньше обычного, еще до захода солнца. Строго говоря, светило в этот день вовсе не появилось на небосводе, потому что всё над Лакхаузеном было наглухо затянуто низкими дождевыми облаками.

Изредка моросивший дождь, проникавший даже в щели двойного стеклопакета, заставлял старый панельный дом пахнуть как затхлая половая тряпка. Постельное белье было слегка влажным, возможно, из-за того, что она ночью ревела в подушку, а может быть, ее тело еще самую малость потело. Она и сама не знала. За стенкой вполголоса, думая, что она их не слышит, ругались отец с матерью.

Диана догадывалась, что папа запрещает маме видеться с дочерью, пока сам не убедится в том, что это безопасно. И хотя девушка понимала все аргументы “против”, вместе с ними приходило осознание, что она безнадежно отдаляется от родителей. И с этим теряет последнюю связь с человеческим миром.

Диана представляла себя Робинзоном, который без людского тепла день за днем опускается на четвереньки и превращается в зверя. Нечесанного, озлобленного и движимого лишь голодом.

Когда дверь в комнату родителей хлопнула, и негромкие шаги раздались в коридоре, Диана накинула толстовку и бесшумно вышла в коридор. Словно нить Ариадны вел ее мамин запах. На общую площадку, минуя кухню, где негромко переговаривались у плиты мужчина и женщина. В несвежем облике соседки Диана узнала вчерашнюю собеседницу Семена Нэлли. У той был ровный фиолетовый фонарь аккурат под глазом. Резкий запах алкоголя бил в нос, а окно в кухне было распахнуто, поэтому Диана поспешила скрыться в темноте коридора.

Она чуть не потеряла мамин след, на минуту замерев у выхода. Но на улицу Виолетта не выходила, она поднялась по лестнице на второй этаж, и Диана проследовала туда же.

Прислушиваясь к молоточкам в голове, Диана могла через гипсовую стену уже почти без ошибки отличить спящего или пьяного человека от бодрствующего. И в комнате в конце коридора ее привлек необычайно быстрый и негромкий ритм. Сначала она подумала, что кто-то держит в доме собаку. Но приблизившись к двери, поняла, что так быстро колотиться сердце младенца. Из-за тонкой двери из древесно-стружечной плиты, резонирующей от любого звука, отчетливо прозвучал голос мамы. Она с какой-то девушкой обсуждала дополнительный заработок и необходимость работать в вечернее время.

Интересная тема, к большому