Книга Нахимов - Наталья Георгиевна Петрова

портах видели и увидят... сами кидают лаг, берут пеленги, делают счисление... прокладывают путь брига по карте... в ясную погоду для сыскания широты берут секстаном высоту солнца, иногда и пополудни замечая азимут и час для проверения компаса и часов».

Перед тем как сняться с якоря, гардемарины по карте изучали маршрут, заучивали румбы (направления) входов, выходов, маяков, других примечательных мест, а потом, проходя мимо них, сверяли путь по карте с тем, что видели30.

ЧЗо отчёту получается вполне благостная картина. Ну а в жизни за этими мальчишками нужен был глаз да глаз.

Получили приказ осваивать такелаж — есть осваивать! Наверх, кто быстрее! А вот вниз... можно не ногами, а головой!

— Это как?

— Как молодой чухонец Иоганка показывал, видел? Он за гривенник вниз головой спускался, а мы что же?

И началось! Раз-два, раз-два — загорелые руки быстро перехватывают верёвки. Получилось!

— А если с салинга?

— Нет, с салинга не получится, братцы, какая верхотура...

— Попробуем?

Получилось, даже с салинга получилось!

— Господа, кто с марса?

— Нет, с марса никак нельзя, разбиться можно. Помните матроса, что в первый день упал?

— Так он не такой ловкий был. Главное, чтобы князь не увидал!

Случались и оплошности. Один раз спускался Завалишин вниз головой, а в это время на палубу князь выходил.

— Князь! Князь! Быстрее! — закричали ему.

Пришлось Завалишину опрокидываться и вниз ногами спускаться, как положено. Успел вроде бы, спустился, да верёвкой ногу поранил.

— Друг мой, что это? — князь увидел кровь на штанине гардемарина. Пришлось признаваться.

Или вот ещё — переходить с одной мачты на другую по снастям, как канатоходец в цирке. На этом Рыкачев попался: оступился, повис на руке да так сжал верёвку, что сам спуститься уже не смог. Пришлось звать на помощь. Деревянную доску, что беседкой называют, под него подвели, вниз спустили, а руку потом спиртом долго оттирали, чтобы разжать. Ничего, обошлось.

И Нахимов тоже попался. Любили гардемарины бегать наперегонки кругом корабля вдоль бортов. Рискованно, конечно, можно было и за борт свалиться. Но как здорово! Однажды Павел бежал по краю борта, а в это время воспитатель на палубу вышел.

— Князь идёт! Быстрее!

Хотел соскочить Павел, да ногой за верёвку зацепился, упал на палубу и подбородок о железное кольцо рассёк. Лицо в крови, а сам кричит:

— Братцы! Князю только не сказывайте! — а князь уже здесь стоит и всё видит.

Наказывали, конечно, как без наказаний? «Мало одних замечаний, — считал Нахимов, став офицером, — с них надо взыскивать, и чем чаще это будет делаться — тем лучше. Надо, чтоб эти молодые люди для их же пользы поняли с ранних лет всю строгость дисциплины на море. Конечно, наказания должны быть сообразны с воспитанием и летами; так, например, неповоротливого и сонливого надо посылать по нескольку раз на вахту чрез салинг, ленивого ставить не в очередь на вахту, по смене сажать на салинг; в ночное время ставить вместо часового смотреть вперёд; на якоре — не увольнять на берег, ставить в караул и проч., и проч.»31.

Об одном из таких «проч.» он рассказал, вспоминая свои гардемаринские плавания: «Мы, гардемарины, исполняли все матросские работы. И раз за упущение или непослушание приказано было обрезать выбленки (тросовые ступеньки, по которым взбираются на мачты. — Н. П.) на бизань-вантах, и мы, гардемарины, должны были снова идти на марс и продолжать учение»32. Эти самые выбленки они вязали сами, если заставили переделывать — значит, плохо связали. Правда, на бриге, в отличие от Морского корпуса, не пороли.

Самое интересное — стоять вахту вместе с офицерами. Видишь, как завершается день вместе с не спешащим исчезнуть солнцем, блеск золота освещает серую рябь воды. Бриг мягко скользит в полной тишине, впереди лишь закруглённость горизонта. Но вот уже и рдеющий закат угас; молча смотришь вдаль, будто вбирая в себя вселенский покой, рождающий ощущение безмятежности; чувствуешь, как страсти утихают, и наполняешься спокойной радостью. Темнота подступает незаметно, размывает и делает неясными очертания берегов, в тёплые дни лёгкий пар поднимается от воды. А утром наблюдаешь, как яркой бусиной загорается на бледном небе солнце и окрашивает розовым сонную зыбь воды.

Павел уже давно приметил: вода имеет разный цвет. В его родном Днепре, что петляет по Смоленской губернии, прячась в густых зарослях ивняка, она зеленоватая, в Неве и Финском заливе — свинцово-серая, а в Балтийском море — то голубиная, то холодно поблескивает сталью, то удивляет яркой зеленью у Готланда. Ему ещё предстояло пересечь Атлантический океан, чьи воды блещут синевой на экваторе, словно отражая такое же синее, без единого облачка, небо, и увидеть совсем не Тихий океан, чёрно-пепельные громады волн которого ужасают во время штормов у берегов Америки. А на берегу он будет любоваться яркой красотой тропических парков Бразилии и Канарских островов.

Но краски юга утомляют и быстро наскучивают, в отличие от природы равнинной России, окрашенной в полутона, беспрестанно удивляющие новизной. Эти бесхитростные картины среднерусской природы Нахимов часто будет вспоминать во время заграничных походов, как и то, первое плавание по Балтике, которым он начал своё морское образование.

Самым запоминающимся было посещение портов — российских, шведских и датских. Первым был Роченсальм (Котка) на юге Финляндии. Финляндия отошла к России всего восемь лет назад, после проигранной Швецией войны 1808—1809 годов. Начальник порта Фёдор Власьевич Веселаго принял гардемаринов и офицеров как родных, по словам Даля — отнёсся к ним так, «как возможно было поступить родителям со своими детьми». Сам показывал город и порт, окрестности, крепость Кюмень в десяти верстах от города и знаменитые пороги на реке Кюмень. «Роченсальм вообще выстроен на граните, но несмотря на сие дерево довольно земли в каждой ущелине себе находит, чтобы расти. Весь город построен промежду соснами и берёзами».

В первый же день Веселаго пригласил всех гардемаринов к себе обедать, для них специально истопили баню. После обеда оставлял у себя ночевать. Конечно, всем остаться воспитатель не разрешил, увёз обратно на бриг, но троих хозяин всё же оставил у себя — Завалишина, отца которого хорошо знал, и его друзей Нахимова и Фофанова. На следующий день все снова у него обедали и снова остались ночевать, и ещё Станицкий за компанию.

Вокруг дома начальника порта располагался небольшой ухоженный садик, выходящий прямо к морю. По маленькому мостку, переброшенному из сада, можно было пройти на остров, где стояла беседка.