Книга Игра по чужим правилам - Елена Усачева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Парщиков все не уходил.
– А ты что будешь говорить? – все-таки повторила она свой вопрос. О чем еще с ним беседы беседовать? Об урожае брюквы, что ли?
– Скажу о его успехах в учебе и что он верный товарищ. – Митя сгреб свой ежедневник с парты. – Потом будет на деле это доказывать.
Но на деле все оказалось несколько иначе. Такой решительный и уверенный в себе Щукин, представ в кабинете директора перед учителями, вдруг поник. Куда-то исчезли его широкие плечи и наглый взгляд. Он мямлил, что это была шутка, что закрыли дверь при помощи простого трюка – подсунули линейку под шпингалет, соединили двери, а потом дали шпингалету упасть в гнездо. Мите с Ирой защищать его не пришлось. Завуч посмотрел на них, устало мигнул, тяжело шевельнулся своим большим телом:
– Защитников ты себе подобрал надежных. – Завуч вздохнул – у него была хорошая память на учеников. – Спортом-то занимаешься?
– Занимаюсь, – мрачно соврал Щукин.
И его не выгнали. Видимо, и не собирались.
Когда они вышли из кабинета директора на вольный простор холла первого этажа, школа доэхивала последними голосами – уроки закончились, многие разбрелись по домам – дополнительным занятиям в гимназии придавали особенное значение, и желательно, чтобы эти занятия проходили вне стен учебного заведения.
– Ну что? – поднял руку Митька. – С тебя бутыль!
Щукин хлопнул по подставленной ладони.
– Заметано! А тебе, морковка, что?
Лисова – лиса, рыжая – морковка. Кажется, связь была такая.
– Желания, – выпалила Ира.
Парщиков прыснул.
– И много? – На Лехино лицо вернулась знакомая растерянная ухмылка.
– Семь. – Чего мелочиться?
– Я тебе цветик-семицветик, что ли? – нахмурился Щукин.
Митька в ответ заржал.
– Ты просто не знаешь всех своих талантов, – смущенно забормотала Ира, она уже была готова взять свои слова обратно. – Гарри Поттер дремлет в каждом.
– А что? Это дело! – Лицо Парщикова мгновенно стало серьезным. – Именно коленки Лисовой сразили Митрича.
Ира переступила с ноги на ногу. Она уже забыла, зачем так оделась, кого надеялась встретить, кого удивить. Вот они сейчас опять стоят на ступеньках гимназии. Втроем. И если Саша случайно забредет сюда, то, увидев Иру в таком окружении, непременно решит, что ловить ему здесь нечего.
– С тебя желания! – упрямо повторила Ира.
– Вы только не зарывайтесь! – помрачнел Щукин. – Давайте оставаться в пределах реальности.
– Реальность и ничего, кроме реальности. Что бы захотеть? Цветик-самоцветик… Кажется, там было что-то связанное со сладким. Мороженым, что ли, угости для начала.
Митька снова заржал.
– Ладно, спорить не буду, – неожиданно легко согласился Щукин. – Семь порций мороженого я тебе, Лисова, куплю. Простудишься, помрешь, ко мне по ночам не приходи! Я звон твоих цепей слушать не буду.
– Все проще – я буду у тебя над ухом зубами клацать и кровь твою пить.
– В этом не сомневаюсь. Все бабы в этом мастера.
– Во-первых, не бабы, а девочки, и во-вторых, не равняй меня с Курбановой.
– Вы еще долго будете любезничать? – напомнил о себе Митька. Ему не нравилась перепалка, в которой он не мог принять участие.
– До заката. – Ира подняла верхнюю губу, показывая зубы.
Лешка закатил глаза.
– Да хоть до рассвета.
– Пошли уже, – Митька сбежал по ступенькам. – Придем на место, там посмотрим, что к чему.
– Нечего смотреть. Захотели – всё, – отрезал Щукин.
– А ты не торопись, – бросил Митька. – Может, еще чего понадобится. Ты же знаешь, желание девушки – закон.
– Вот и выполняй его.
«Какие они тут все нервные». Ира поежилась, представляя, как далеко придется идти до Лешкиного дома. Было холодно. Может, ну их, желания? Отправиться бы в свою квартиру, переодеться, за компом посидеть, кино посмотреть, в крайнем случае учебник почитать. У них по алгебре пять задач. И химия. И биология. А еще зачет по истории.
– Лисова, не отставай! – поторопил ее Щукин. – А то некоторые все мороженое без тебя съедят.
Ну, если только ради мороженого. Да и у Щукина она раньше никогда не была.
Они вышли за ворота на улицу. Митька топал, чуть отставая, лицо сосредоточено. Думает. Так и видится, как он достает свой ежедневник и записывает. Записывает. Записывает. Пока не врезается в столб. У Митьки все по-взрослому. Пиво ему, может, и не нужно. Тут главное – принцип. Человеку помог, с человека получил. Проводить время в обществе Парщикова не хотелось. Неприятный тип. Еще занесет Лисову в свой ежедневник, сиди там вместе с его неотложными делами. И как он умудрился в Сергеенко влюбиться? Любовь ведь вне правил и расписаний. Но ради Щукина можно и Митьку потерпеть.
Они углубились во дворы, прошли несколько сквозных проездов, повернули к пятиэтажке. Щукин оглянулся, надеясь, наверное, никого за своей спиной не увидеть. Но они стояли. Ира впереди, Митька чуть сзади. Лешка вздохнул. День сегодня у него выдался не из легких.
– Там у меня… – предпринял он последнюю попытку избавиться от гостей, но тут же сдался. – Короче, сами увидите.
Щукин жил в трехкомнатной квартире. Узкий закуток прихожей, коридор с дверями в туалет и ванную, дальше кухня. Вперед закрытая дверь на половину родителей, две комнаты, одна проходная. Леха толкнулся налево, к себе в обиталище. Посреди деревянного полотна двери красовался пролом. Как раз под Лешкин кулак. Выражал свое несогласие с жизнью? Дверь не обрадовалась такому обращению. Вмятина – немой укор щукинской ярости. Высокие у них тут в семье отношения. А чем, кстати, пахнет?
– Как будто химию какую-то пролили, – поморщилась от неприятного запаха Ира.
– Вечный лазарет, – из темноты крикнул Лешка.
Из комнаты повеяло сумраком и пылью. Распахнутая дверь, впустив Лешку, встретилась с чем-то, навешанным с другой стороны, мягко спружинив, прикрылась.
– Кого это вы лечите?
– У него мать сердечница. – Митька раздраженно оглядывался. – Щукин ей постоянно за лекарствами бегает.
– Отец где?
– Нет у него отца. Вроде как они с матерью в разводе.
Ира с Митькой стояли, не зная, что делать дальше. Хозяин их никуда не пригласил. Идти ли за ним в комнату или проходить на кухню? Или им все вынесут в прихожую? Митька насупил брови, кривил губы – выражал недовольство.
Из комнаты грохнула музыка. Ира сначала не разобралась в какофонии звуков, но вперед вышел мужской вокал, громкость убавили, и все это стало похоже на «Muse». Щукин возник на пороге, мрачно посмотрел на гостей.