Книга Уточкин - Максим Александрович Гуреев

к более тяжелым, пока не удастся без труда дойти до упражнений с одиннадцатифунтовыми гирями или даже еще более, как это делают профессора атлетического искусства».

О В. Ф. Краевском, об этом удивительном человеке, по сути, родоначальнике российской спортивной медицины, одном из первых отечественных теоретиков тренировочного процесса, мы, увы, знаем немного.

Владислав Францевич родился в 1841 году в Варшаве, в 1865 году окончил медицинский факультет Варшавского университета и переехал в Петербург, с 1840 года — статский советник медицинского департамента Министерства внутренних дел Российской империи, в 1890-х годах активно сотрудничал с Российским обществом экспериментальной психологии, до конца жизни занимался тяжелой атлетикой (выполнял жим штанги).

Краевский стал первым человеком, который назвал поднимание тяжестей «тяжелой атлетикой».

В своей статье «О влиянии тяжестей на человеческий организм» он писал: «Физические упражнения с тяжестями составляют одну из самых трудных и важных отраслей спорта, так как они больше остальных развивают мышцы всего тела. Это объясняется степенью большого мышечного напряжения, всегда пропорционального весу тяжестей, с которыми упражняемся. Вес тяжести подчас бывает очень значителен. По этим двум причинам поднимание тяжестей — в буквальном и переносном смысле слова — составляет „тяжелую атлетику“».

Трагическая случайность оборвала жизнь Владислава Францевича в 1901 году в возрасте 59 лет.

Гуляя в октябре 1900 года по Аничкову мосту, он упал и получил сложный перелом ноги, который приковал его к постели на многие месяцы. Вынужденная неподвижность и невозможность заниматься любимым делом произвели на него самое тягостное впечатление. Его друзья вспоминали: «Это было его гибелью. Он не мог переварить той мысли, что, может быть, ему придется ходить на костылях. Он, вечно живой, не мог оставаться без движений».

Успешно преодолевая физические нагрузки, он, увы, не смог преодолеть эмоционального отягощения.

Доктора Краевского не стало 1 марта 1901 года.

Владислава Францевича похоронили на Выборгском католическом кладбище. Впоследствии его могила была перенесена на Смоленское лютеранское кладбище.

Круг исследователей и теоретиков атлетизма (под этим словом на рубеже XIX–XX веков понималась не только работа с отягощениями, но и тренировочный процесс в целом) сложился в столице империи во второй половине 80-х годов XIX столетия.

Среди коллег, учеников и последователей В. Ф. Краевского следует назвать Владислава Алексеевича Пытлясинского (1863–1933), Георгия Ивановича Рибопьера (1854–1916), Петра Францевича Лесгафта (1837–1909), Георга Гаккеншмидта (1878–1968).

В частности, последнему принадлежит книга «Путь к силе и здоровью», в которой есть такие слова:

«Творец, создавший человека, снабдил его мускулами и нервами, дающими возможность совершить любое движение из тех, которыми мы должны пользоваться на нашем жизненном пути.

Современные общественные отношения лишили тело свежего воздуха, необходимости частого напряжения и всех условий, вырабатывающих здоровые мышцы и сухожилия.

С тех пор как исчезли естественные условия, создавшие мощные поколения прежних веков, сделалось необходимым обращаться к искусственным средствам, предлагаемым авторитетами по оздоровлению тела.

Только путем упражнений с тяжестями можно развить в себе значительную силу. Но эти последние должны быть неразрывно связаны с прыганием через веревочку, беганьем, прыжками и другими видами простой гимнастики; равным образом, если упражняющийся в своей ежедневной программе пренебрежет занятиями с легкими гантелями, он никогда не сможет надеяться быть действительно сильным.

Люди в 40–59 лет, перешагнувшие тот возраст, когда мы жаждем обладать большой силой, и желающие только сохранить свое здоровье, могут удовольствоваться упражнениями, наиболее подходящими для этой цели. Особое значение я придаю священной обязанности всех и каждого побуждать окружающую молодежь к заботам о развитии своего тела; ведь молодежь так легко вдохновляется…

Старое мнение, будто физическое развитие не уживается рядом с умственным, к счастью, теперь отвергнуто, — к счастью, говорю я, ибо оно было одним из наиболее опасных, когда-либо побежденных человечеством».

Можно утверждать, что концептуальную основу тренировочного процесса в конце XIX века представляло в первую очередь переосмысление и адаптация античности к реалиям эпохи электричества, телеграфа, паровых машин и двигателя внутреннего сгорания.

Во многом это переосмысление, трансформация ли носили не столько эстетический, сколько религиозно-философский, даже мистический характер, когда строительство собственного тела восходило к ницшеанскому (модному в ту пору) пониманию сверхчеловека и сверхчеловечества.

Дух в данном случае воспринимался не с точки зрения метафизики, как вариант теософии, а с точки зрения физиологии, чьи непреложные законы не предполагают никакой дискуссии.

В частности, по Ницше, дух зиждется на таких объективных столпах человеческого бытования, как выносливость, отвага, свобода и, наконец, триумф воли.

Таким образом, осознанные лишения, преодоление себя через физическое напряжение, порой приносящее страдания, и есть смысл нового мироустройства, в котором спорт занимает особое место.

Спустя десятилетия, а именно в 1938 году, кинорежиссер Ленни Рифеншталь в своей картине «Олимпия», снятой во время Олимпийских игр в Берлине в 1936 году, создаст визуальный образ ницшеанской, если угодно, бодифилософии.

Спортсмены, словно вышедшие из залов Дрезденской картинной галереи античные боги и герои, всем своим видом в полной мере подтверждали слова Георга Гаккеншмидта:

«Всем известно, что огромное большинство современных людей отличается безнадежной физической слабостью, хотя никогда раньше борьба за существование не требовала от ее участников большего напряжения сил.

Благосклонный читатель подумает, что для современной борьбы не нужна физическая сила, но я постараюсь доказать ему, что истинные радости жизни возможны только при условии обладания здоровым телом. Один знаменитый врач высказывается по этому поводу следующим образом: „Когда я вспоминаю различные случаи моей тридцатилетней практики, я не могу сказать, чтобы ко мне приходили многие переутомившие себя физическим трудом; между тем как изнуренных умственной работой было сотни и излечение этих последних было особенно трудно и требовало много времени“.

Я пришел к заключению, что организм человека не предназначен исключительно для умственной работы, но прежде всего для физического труда рук и тела».

В этих словах, вне всякого сомнения, кроются зачатки философии спорта как философии для избранных, в частности, для особого отряда «высшей расы», ведущего весьма специфический образ жизни, — эти сверхлюди следят за своим телом и внешним видом, соблюдают режим и особую диету, они неукоснительно придерживаются установленных ими же самими правил поведения (понятно, что все это весьма претило именно русской ментальности, русскому характеру в целом, склонному к удали и широте, которую, как мы помним, так хотел сузить Иван Карамазов).

Однако в таком случае Гаккеншмидт вступает в противоречие с рассуждениями Краевского о том, что атлетизм ставит перед собой задачи не только и не столько физического усовершенствования человека, сколько его духовного развития. Тут, что и понятно, важную роль играют сбалансированность и чувство меры, когда атлет, образно выражаясь, может принимать участие как в спортивных соревнованиях, так и в поэтических турнирах.

По сути, подобная оппозиция сохранилась в спорте и по сей день, и то, как ее для себя решает сам спортсмен, позволяет его отнести или к атлетам-интеллектуалам, или к