Книга Мойте руки перед бедой - Андрей Бронников

Анамнез заболевания.

Наблюдается у психиатра более 15 лет. В детстве обладал гипервозбудимым характером. До пятилетнего возраста имели место безсудорожные припадки, во время которых ребёнок кричал и бился головой об пол. Говорить начал поздно. Холерик. Имеется идиосинкразия на землянику. Проявлял крайнюю жестокость по отношению к животным. Образованность считает проявлением слабости. Уверен в её вреде.

Психическое состояние.

С врачом беседует живо и охотно. Активно жестикулирует. Обычное, преобладающее настроение – напряженная сосредоточенность… Излюбленные жесты и привычные движения – движения правой рукой во время речи вперед и вправо…

Часто напевает детскую песню «Жил был у бабушки серенький козлик». Мышление расплывчатое, отмечается резонёрство. Утверждает, что засыпает плохо – мешает обдумывание. Иногда больному слышаться голоса: Ульянова-Ленина, Маккиавели, Сталина, бога кукурузы Хун Хунахпу. На начальном этапе больной самостоятельно отвлекался от этих «голосов», но впоследствии они практически полностью овладели его мыслями, мешали работать (хотя иногда он был в состоянии делать хорошие доклады и работы). В связи, с чем был вынужден оставить работу. Утверждает, что в прошлой жизни был вождем племени индейцев-киче.

Может запоминать и точно воспроизводить большие тексты любой сложности, что проявляется как бред. Часто выдаёт это за свои мысли и произведения. Критическая оценка больным своего состояния отсутствует.

В отделении держится обособленно, малозаметно, пассивно подчиняется режиму отделения. После выписки планирует стать главой государства.

Неврологический статус.

Нарушено глазодвигательное движение правого глаза. Лицо симметричное. Язык по средней линии.

Обоснование психического статуса

Учитывая то, что у больного имеется мания величия (в прошлой жизни был вождём, намеревается стать главой государства) можно выделить как основной – парафренный синдром. В поведении больного выражены явления аутизма. Галлюцинации и бред порождают сильные аффекты агрессии и гиперактивности, политической и социальной деятельности.

Прогноз

Клинический неблагоприятный, учитывая возраст и длительность заболевания. Социально – психиатрический более благоприятный, так как на фоне проводимого лечения больной при выписке будет в состоянии выполнять посильный труд, а также простую профессиональную деятельность.

Тем временем Сергей Ильич уже закончил приготовления к трапезе, хотя назвать таковой её можно было с большой натяжкой. Первым делом Полковник надел привычную маску Сёдзё, потом долил ещё спирта в стакан и сделал ещё одну попытку не остаться в одиночестве в своём скромном застолье: «Так значит, не будешь?» – обратился он к Тимофею Ивановичу, опять получил отказ и задал тот же вопрос Свистунову. Семён Семёнович даже не удостоил его ответом. Босю Сергей Ильич проигнорировал.

Полковник опрокинул стакан в рот и громко крякнул от удовольствия. Корочка хлеба по-прежнему оставалась в полном распоряжении таракана. Сергей Ильич ядрёно крякнул три раза, он достал баян и принялся беспорядочно нажимать на кнопки, сдвигая и раздвигая мехи. Инструмент отзывался жалобным недовольством, постепенно его возмущение становилось всё более решительным, громким и гармоничным. Наконец музыкант внял стону баяна, в очередной раз сдвинул мехи и снова заорал песню Ю. Антонова: «Зажигает листья – свечи золотистой попой!» Полковник вскочил на ноги и, азартно приплясывая, продолжил:

Подарю тебе я вечер,

Самый настоящий.

Чтобы звезды в нем …

В этот момент ему внезапно стало плохо, и позывы к рвоте остановили его блестящее выступление. Однако Семён Семенович был готов к такому повороту событий и быстро вытащил из-под кровати специально приготовленное для того случая оцинкованное ведро. Подставил его в хлам пьяному соседу по палате, и тот упал перед ним на колени, опустил туда голову по самые уши и заорал: «У-у-у! У-у-у!!» Развернулся к ведру ухом, приложил палец к губам и прошипел: «Т-с-с-с. Тихо. Я эхо слушаю».

Разозлённый Свистунов пнул под зад трясущегося Полковника и крикнул:

– Ах, ты ж, козёл! Я думал он рыгать будет, а он, видите ли, эхо слушать собрался!

– Неа! Я честно! Случайно… – бессвязно завопил Сергей Ильич, вскочил на ноги и стремительно выбежал из палаты. Ему действительно стало плохо, и надо было успеть в туалет до извержения содержимого из недр желудка. Путь в подвал, где находился санузел, предстоял немалый, гораздо длиннее, чем расстояние от желудка до ротового отверстия.

Полковник бежал быстро, но не успел. Уже перепрыгивая через две ступени по лестнице в подвал, он прижал ладонь к губам, чтобы хоть как-то задержать поток рвущейся наружу жижи. До унитаза он не дотянул, и ближайший угол в санузле вынужден был приютить непереваренную «шрапнель».

Сергей Ильич подбежал к жестяному шкафчику, в котором хранились принадлежности для работы уборщицы, опёрся одной рукой о стену, как можно ниже наклонил голову и выплеснул наружу дробины каши, сдобренные спиртом, желудочным соком и жеваным хлебом. Мгновенно протрезвевший мужчина тужился так, как будто поставил себе задачу вывернуть наизнанку желудок и изрыгнуть его из себя. Полковник, казалось, вошёл в азарт, топал ногами и отбивал поклоны, с каждым судорожным позывом наклоняясь всё ниже и ниже. В конце концов он стал биться лбом о стену, но сам этого не замечал. Потом вдруг громко крикнул: «Э-э-х!», отчаянно сорвал с себя тельняшку, вытер ею рот и швырнул в угол прямо в отвратительную жижу.

Процесс закончился так же резко, как и начался. В туалете воцарилась полная тишина. Сергей Иванович крякнул, смачно сплюнул прямо в свои испражнения, вытер локтем окровавленный лоб, затем двумя пальцами поправил тельник так, чтобы блевотины не было заметно и пошёл в душевую. Не снимая трико, он включил воду, сунул на несколько мгновений голову под струи холодной воды, и на этом освежающая процедура закончилась. На лице страдальца возникла маска «Ясэотоко» – измождённого мужчины.

Когда Полковник вернулся в палату, там царили покой и безмятежность. Бося спал, накрывшись с головой одеялом. Семён Семенович, лёжа на кровати, что-то увлечённо писал в тетради. Таракан Аркадий сидел на краю блюдца и настороженно наблюдал за происходящим. Свистунов в свою очередь старался не тревожить доброе насекомое. Тимофей Иванович всё так же читал книгу на подоконнике. Это было самое светлое место в помещении. Врачебного обхода так и не случилось.

Вполне благополучное отделение. Чисто одетые и относительно сытые больные получали своевременное лечение, почти добропорядочные и грамотные врачи поддерживали спокойную атмосферу; не совсем устроенный быт не мешал тихому существованию граждан и течению размеренной жизни больницы. Новое медицинское оборудование и квалифицированные доктора давали надежду на скорое выздоровление, хотя покинуть стены лечебного заведения никто из больных особо и не стремился. Обитатели предпочитали спокойствие и небогатую сытость в больнице свободной, но суетливой жизни вне её пределов.