Книга Капитан Трафальгар - Андре Лори

Став, таким образом, военнопленными, мы были отправлены в качестве таковых в Гринвичский военный госпиталь, из которого англичане, не дав нам даже окончательно оправиться от ран, перевели нас в ужасную, отвратительную понтонную тюрьму. Счастье еще, что судьбе было так угодно, чтобы и здесь мы оказались вместе! Я с давних пор питал самую беззаветную преданность, самое восторженное чувство благоговения к своему командиру, так что он мог вполне рассчитывать на меня, зная мои к нему чувства. И вот мы решились рисковать всем решительно, лишь бы только не подвергаться далее этому унизительному и ужасному заключению. Нам посчастливилось, и побег наш удался. Мы вплавь добрались до проходившего мимо датского судна, направлявшегося на Антильские острова.

Мы, конечно, могли бы попытаться вернуться в Европу. Но в это время возлюбленная наша родина, наша бедная Франция, уже не имела флота, а Англия, став нашим личным врагом, как уже была раньше врагом всей нашей нации, могла быть побеждена только на море. Кроме того, мы были лишены всяких средств к существованию, лишены возможности войти в какие бы то ни было сношения с нашими родными и близкими.

Прибыв в Гваделупу, мы нашли возможность почти немедленно определиться на службу на туземные суда, сражавшиеся против англичан. Не прошло и одного года, как уже оба мы получили командование отдельными судами из числа тех, на которых начали здесь службу. Понятно, что мы проявляли в этой войне такое усердие, такое знание дела, какие естественно выделяли нас в глазах судовладельцев.

Вскоре по прибытии нашем в Гваделупу я женился на молодой креолке по фамилии Парион, которая в первых числах апреля 1810 года подарила мне сына, названного Нарциссом. В мае следующего за сим года, вернувшись из небольшой кратковременной экспедиции, продолжавшейся всего три недели, я не застал уже жены своей в живых, а Гваделупу нашел во власти англичан. Все, что оставалось теперь делать, – это только выхватить из кроватки моего годовалого мальчика и бежать, как и большинство французов, обитавших на этом острове, в Луизиану.

Здесь я снова столкнулся с Жаном Корбиаком, который, со своей стороны, должен был также искать здесь убежища. Наравне со всеми остальными креолами Гваделупы и всеми теми, которые еще ранее – эмигрировали в Санто-Доминго, на Кубу, – с тем, чтобы вскоре быть вынужденными покинуть этот большой испанский остров и бежать сюда, мы были весьма радушно встречены нашими соотечественниками в Новом Орлеане. Они видели в этом новом притоке французской крови, который приносил им ход событий, протест свыше против уступки их территории Соединенным Штатам и новый шанс на надежду когда-нибудь вернуться в родную Францию. На двадцать пять тысяч жителей Нового Орлеана не насчитывалось тогда и трех тысяч англо-американцев. Все остальное население состояло из французов, и все они были горячими сторонниками и приверженцами Франции.

Мы, со своей стороны, сочли своим священным долгом поддерживать в населении эти чувства, продолжая нашу борьбу с англичанами. Естественные условия и очертания берегов при устье Миссисипи должны были особо благоприятствовать в предприятии, которое мы задумали и которое, впрочем, было уже не первым в этом роде.

К югу от Нового Орлеана, прямо на Мексиканском заливе, находилась огромная болотистая равнина, ограниченная с запада небольшим заливом, известным под названием залива Баратария, вход в который преграждает удлиненной формы остров, называемый Большая Земля. Со стороны моря не было другого доступа в этот залив, как только через один тесный, но надежный и глубокий рукав, производивший впечатление искусственного канала и известный лишь очень ограниченному числу лиц, так как он не был нанесен ни на одну карту. Залив этот представляет собой настоящий архипелаг, состоящий из бесчисленного множества островов и островков, разделенных между собой небольшими прудиками, узкими полосами, маленькими канальчиками, находящимися в непосредственной связи со второстепенными рукавами Миссисипи, а следовательно, и самой рекой. Короче говоря, все эти прудики, рукава, каналы, проливы, все это, вместе взятое, составляло целую сеть внутренних вод, вполне судоходных, имевших прямой доступ в залив, а оттуда уже и выход в открытое море.

Заметьте, что вся эта низменная равнина, которую прорезают во всех направлениях эти воды, поросла густой и могучей растительностью, высокими травами и гигантскими тростниками. Принимая во внимание все эти условия, нетрудно себе представить, что корсары, избравшие полем своих операций Мексиканский залив, не могли найти лучшего и более удобного во всех отношениях убежища и базы для своих операций с того момента, как Гваделупа была для них закрыта.

Залив Баратария не только представлял собой вполне обеспеченное и надежное убежище, куда не могло проникнуть ни одно неприятельское судно, куда оно не могло даже войти, преследуя какой-нибудь корабль, не имея сведущего шкипера из местных жителей. Корсары всегда имели здесь возможность исправить свои повреждения в полной безопасности – и всего на расстоянии нескольких километров от такого цветущего, богатого и дружественного им города, как Новый Орлеан. Сверх того, благодаря внутренним водным сообщениям, они имели всегда и во всякое время возможность избавиться от товаров, доставшихся им захватом. Итак, все здесь, как нарочно, складывалось так, чтобы предоставить самые благоприятные условия в смысле и положения, и других несравненных удобств и рекомендовать это место в качестве самого подходящего убежища для корсаров, враждующих с Великобританией. Единственное возражение, какое можно было сделать в данном случае, так это то, что территория эта номинально принадлежала Соединенным Штатам, находившимся в тот момент в мирных отношениях с Англией. Но такая безделица не могла помешать французам, имеющим самые исправные арматорские патенты, и в глазах которых Луизиана по-прежнему принадлежала им.

Впрочем, это возражение так мало стесняло креолов Нового Орлеана, что уже лет семь или восемь тому назад двое из них, братья Лафитт, основали на берегах Баратарии настоящий приморский город с исключительной целью способствовать облегчению плавания местных корсаров в водах Мексиканского залива. Правда, эти корсары одинаково громили как английские, так и испанские суда и при случае даже занимались торговлей неграми. Но, отбросив то, что было непорядочного, нечестного, неблаговидного и преступного в их образе действий, эти люди являлись для нас примером, которому нам не мешало последовать, что мы и сделали, умело воспользовавшись благоприятными для нас условиями.

Для начала, – или, так сказать, для налаживания дела, – у нас было мое большое трехмачтовое судно, взятое мной у англичан и тотчас же переименованное в «Геркулес» в память о судне, на котором мы бились при Трафальгаре. На этом самом «Геркулесе» мой маленький Нарцисс совершил свое первое плавание из Гваделупы в Луизиану еще в самом младенчестве. В течение шести недель мы захватили у англичан еще два других судна, которые назвали «Реванш» и «Победа». Так как в то время все суда коммерческого флота были вооружены пушками, нам не представляло особых затруднений превратить эти призы в суда, пригодные для крейсерства. Если у нас случался недостаток в ружьях или другом оружии, или снарядах, это был не более как простой денежный вопрос при той необычайной легкости, с какой в то время практиковалась всякого рода контрабанда, благодаря полнейшей дезорганизации всех испанских колоний.