Книга Когда умирает король - Элина Бакман

Саана любуется зеленой усадьбой, ее крыльцом с массивными колоннами, красными дворовыми постройками. Ее приводят в восторг и пушистые папоротники, и яблони, и домик заведующего музеем. Даже выцветшая и потрескавшаяся зеленая краска на двери. Ей всегда нравились обветшалые двери.

— В семидесятых в дом Ванха-Коскипяя переехал мужчина, его называли Бароном, — сообщает тетя, указывая на желтый дом, что поближе к речке. — Последний из рода фон Райхманнов. «Интерьер главного здания усадьбы наглядно демонстрирует быт восточно-хяменских аристократов XIX века», — тетю не остановить. — Так написано на странице Музея Восточного Хяме. Во мне умирает отличный экскурсовод, скажи? — хихикает тетя, и Саана энергично кивает. Тетя — лучшая.

— На самом деле здесь отличный гид, — с жаром уверяет тетя. — Обязательно сходи на экскурсию, потом еще спасибо скажешь.

Саана жадно оглядывается по сторонам. Старинные усадьбы и дворики рождают в ней необъяснимую тягу к свободе. Как было бы здорово провести беззаботное лето в поместье, целыми днями дефилируя по участку в широкополой шляпе… А что, если эта деревушка снова оживет для Сааны, засияет, как в детстве?

Они оставляют велосипеды на внутреннем дворе усадьбы Коскипяя и отправляются вниз по склону к лениво перекатывающемуся речному порогу. Поток поглаживают серебристые ивы, на берегу мирно пасутся домики и парочка пирсов. Чуть поодаль Саана замечает подвесной мост. Неужели она когда-то перебегала по нему на другую сторону? Из-за водорослей и водяных линий к берегу не подступиться. Ну, по мосту так по мосту. Пройдя между двух каменных столбов-ворот, Саана ступает на жалобно поскрипывающие подвесные дощечки.

— Прислушайся, — шепотом просит тетя, и они на минутку замирают на середине моста. Стоят, не шелохнувшись. Повсюду тишина. Постепенно проступают едва различимые отзвуки. Кукушка кукует где-то вдалеке. Нежно журчит поток. Воркуют дрозды. Мошка попискивает у самого уха. Дорожное эхо, рваный ритм проезжающих мимо машин. Саана опирается на веревочку и пытается разглядеть усадьбу за деревьями. Уже начинают опускаться сумерки, но пока неспешно, словно робея. Прохладная дымка стелется по воде, и в воздухе разливаются влажные ароматы трав и древесины. Восхитительно. Они молчат. Распустившиеся водяные лилии празднично украшают берег. Чуть ниже по реке у самой воды поблескивает одинокий белый цветок.

— Видишь его? — спрашивает Саана, указывая на цветок. Он прямо сияет на темном фоне. — Это такая лилия?

— Это калла, — тихо отвечает тетя. — Они тут не растут.

В глазах Сааны застывает вопрос.

— Тогда как она тут оказалась?

— Время от времени появляется рядом с речным порогом.

— Появляется? — спрашивает Саана, рассматривая белый цветок.

— Калла — подарок маленькой заблудшей душе, — продолжает тетя.

Теперь и Саане хорошо видно, что цветок ниоткуда не растет: кто-то аккуратно приставил его к береговому камню.

— Милая Хелена, — задумчиво произносит тетя, глядя на водные завихрения, темные и такие живые.

— Хелена? — Саана вся внимание.

— Да, та, что однажды была найдена мертвой в этих самых водах.

Экскурсию по Хартоле решено было завершить в одном местном заведении, хотя это был четверг накануне Юханнуса.

— Ну и дыра, — невольно вырывается у Сааны, когда они заходят внутрь.

— Ну, спасибо на добром слове, — вырастает из ниоткуда бармен, и Саане хочется сквозь землю провалиться. Ее слова предназначались для тетиных ушей, и ничьих иных.

Они берут себе напитки со льдом и пропихиваются к старенькому кожаному дивану в самом конце бара.

— Что может быть лучше освежающего летнего коктейля? — говорит Саана, и две кружки победно поднимаются в воздух.

— Точно, — смеется тетя и немного отхлебывает.

Льдинки позвякивают друг о друга в своей стеклянной тюрьме. Саана разрисовывает пальцем запотевшие бока кружки. Вечером они с тетей то и дело обсуждали рабочие авралы, увольнение и зародившуюся от всего этого хандру. Говорили о том, как работа в СМИ подчинила себе мысли Сааны и ее силы, задавила ее творческое начало.

— Иной раз я в ужасе от того, что понятия не имею, чем занималась бы. Жизнь будто обходит меня стороной: люди учатся, встречаются с кем-то, женятся, нянчат детей, ходят на любимую работу, копят какие-то баллы, берут кредиты, оформляют страховки, — в ужасе перечисляет Саана.

— Понятно, ну а ты?

— А у меня по жизни ни то ни се. На уме одна работа, где сплошной стресс — и было бы от чего! Фигня же всякая, по сути. Еще я ем пиццу — или мечтаю о ней, — невесело смеется Саана.

— Тебя послушать, так все просто обязаны проживать похожие друг на друга, усредненные жизни. Вот я, например, живу в свое удовольствие. Важно ощущать контроль. Ты контролируешь свою жизнь? — спрашивает тетя, вертя в руках кружку с коктейлем.

— Ну… — задумывается Саана и впадает в какое-то интеллектуальное оцепенение. Как безвольная амеба.

— Будешь бегать от ответственности, начнешь плыть по течению — тут же превратишься в пассивного наблюдателя, ротозея какого-то, — говорит тетя, глядя прямо перед собой. — Никогда не пускай все на самотек.

Огромное спасибо, дорогая Инкери. Мой список поводов для самоедства был бы неполон без строки «безответственность», думает Саана.

— И что, ты счастлива? — спрашивает она тетю. Саана то и дело возвращалась мыслями к жизни, которую тетя выбрала добровольно: ни детей, ни мужа — только творчество, садоводство, книги и путешествия.

— Само собой, — тетя не сомневается. — Моя жизнь — осознанный выбор. Я благодарна за каждый ее день, — уверенно подытоживает тетя, вызывая недоверчивый взгляд Сааны. Вот так просто? Взять и сказать кому-то, что ты счастлива?

— Наверное, мне сложно понять, к чему стоит стремиться. Сейчас слишком много возможностей, они парализуют меня, как буриданова осла, понимаешь? — объясняет Саана, краем глаза наблюдая за двумя местными старушенциями, буквально источающими флюиды любопытства.

— Какие твои годы, — задорно восклицает тетя, поднимая кружку. — Поприветствуем это лето! Оно прекрасно уже потому, что здесь моя любимая племянница.

Саана согласно кивает и проникается к тете еще большей теплотой. Уж если и есть за что благодарить жизнь, то однозначно за Инкери.

— А что насчет той девушки, что умерла в реке? — спрашивает Саана после короткого молчания: обе на минутку задумались.

— Вот уж действительно печальная история, — отвечает тетя. — Ты тогда совсем кроха была, так что дело давнее.

— Что случилось?

— Подожди-ка, схожу сначала за добавкой, — говорит тетя и удаляется к барной стойке.

— Тридцать лет уже прошло. Тело Хелены выловили из Тайнионвирты, неподалеку от подвесного моста, — рассказывает тетя по возвращении с двумя полными кружками.