Книга Первая смерть Лайлы - Колин Гувер

Поднимаюсь по лестнице – снова! – умолять Лайлу довериться мне, пока я не получу ответы. Открываю дверь. Она стоит на коленях, изо всех сил стараясь освободиться от веревок, которыми ее запястья привязаны к столбикам кровати.

– Лайла, – униженно прошу я, – прекрати, пожалуйста!

Она натягивает веревки в противоположных направлениях, пытаясь их порвать. Я содрогаюсь. Ей же больно! Подхожу к кровати, осматриваю руки девушки. Кожа на запястьях содрана, раны начинают кровоточить.

Лайла мычит что-то нечленораздельное, и я сдираю скотч с ее рта.

Она жадно втягивает в себя воздух.

– Пожалуйста, развяжи меня! – Глаза несчастные и налитые кровью. По левой щеке стекает тушь. Видеть Лайлу такой выше моих сил. Не хочу мучить ее, однако другого выхода нет. Во всяком случае, я его не вижу.

– Не могу. И ты знаешь почему.

– Пожалуйста, – умоляет она. – Мне больно.

– Если перестанешь дергаться, больно не будет. – Я поправляю подушку и немного ослабляю веревки, чтобы она могла лечь. Понимаю: Лайла чувствует себя пленницей. В некотором смысле так оно и есть. Хотя ноги я ей не связал. Если будет лежать спокойно и прекратит попытки вырваться, то ничем себе не навредит. Сможет даже передохнуть немного. – Просто дай мне несколько часов. Я закончу говорить с ним, и мы с тобой вместе спустимся вниз.

Она закатывает глаза.

– Лжешь. Ты только и делаешь, что лжешь мне.

Я не позволяю ее словам растопить сердце. Понимаю, она не это имела в виду. Она просто напугана. И не владеет собой.

Как и я.

Наклоняюсь и целую ее в макушку. Лайла пытается отодвинуться, но веревки не дают. Теперь она плачет, стараясь не смотреть на меня. Я стискиваю зубы. Нельзя показывать свою вину.

– Если пообещаешь не кричать, рот заклеивать не буду.

На этот компромисс она соглашается. Обреченно кивает, признавая свое поражение, будто позволила мне выиграть один раунд. Однако для меня выигрышем станет только возвращение к нормальному состоянию.

Когда я запираю спальню, изнутри доносятся рыдания. Ощущаю муку девушки каждой клеточкой своего тела – до хруста в костях. И прежде чем сойти вниз, на несколько секунд прижимаюсь подбородком к двери, заставляя себя вернуть самообладание.

Возвращаюсь на кухню. Передо мной на столе стоит бокал с темной жидкостью. Детектив показывает на него жестом.

– Бурбон.

Я сажусь, втягиваю в себя аромат напитка и делаю глоток, с наслаждением ощущая, как алкоголь обжигает горло и мгновенно успокаивает нервы. И почему я сам не догадался выпить до начала разговора?

– Как вас зовут? – спрашиваю я. Мне известен только адрес электронной почты, по которому мы с ним общались, адрес для деловой переписки.

Детектив опускает взгляд на свою рубашку – униформа автосервиса «Jiffy Lube», вся в масляных пятнах. К ней приколот бейджик с именем «Рэндалл».

– Рэндалл, – указывает он на бейджик и вновь нажимает кнопку записи.

Мы оба знаем, что никакой он не Рэндалл, да и рубашка не его. Тем не менее, хотя мужчина явно не стремится к откровенности, сам я по-прежнему готов выложить ему все, потому что он, наверное, единственный человек на свете, который сможет нам помочь.

А я уже отчаялся найти такого человека.

Настолько отчаялся, что принимаю весьма сомнительные решения.

Занятно – вот до какой степени могут изменить систему взглядов человека вещи, которым в нашем мире нет объяснения. Да, черт возьми, они изменили не только мою систему взглядов, но и мои нормы поведения. Мои ценности. Мои основные интересы. Мое сердце.

Тот Лидс Гэбриел, каким я был пару месяцев назад, захлопнул бы дверь перед носом этого мужчины. А теперь я сам обратился к нему и умоляю о помощи. И вот он здесь. Однако я могу лишь надеяться, что решение принято верное.

– Вы надолго задержались в гостинице после знакомства? – спрашивает он.

– На три дня.

– Что-нибудь примечательное за это время случилось?

– Не припомню. Мы из номера почти не выходили. Только за едой спускались. В середине недели в гостинице относительное затишье.

– А затем вы вернулись в Теннесси, а Лайла в Чикаго?

– Нет. Даже проведя четыре дня вместе, мы не были готовы расстаться. Я пригласил ее на неделю к себе в Теннесси. Неделя растянулась на две, потом на шесть, а затем и на восемь. Мы не хотели разлучаться.

– И как долго вы вместе на сегодняшний день?

– Восемь месяцев.

– Произошли ли в вашей жизни значительные изменения после встречи с Лайлой? Кроме очевидных?

Я предпринимаю вялую попытку рассмеяться.

– Смотря что вы понимаете под «очевидными изменениями». Изменилось много чего.

– Очевидное – это все, что творится в этом доме. А что изменилось ранее?

Я снова отхлебываю бурбон.

А затем приканчиваю его одним глотком.

Тупо смотрю на дно пустого бокала и думаю обо всем, что с нами произошло. Совместное фото, которое я выложил в Сеть, трагические последствия, затянувшееся выздоровление.

– В первые два месяца все было отлично.

– А потом?

Вопрос вызывает у меня тяжкий вздох.

– А потом случилась Сэйбл.

– Кто такая Сэйбл?

– Моя бывшая.

3

Я запихиваю в рюкзак джинсы. Лайла лежит на моей кровати, читает журнал.

– Зарядку для телефона не забыл?

– Не забыл.

– Зубная паста и щетка?

– Вот.

– Тебе нужно взять какую-нибудь книгу, – предлагает она. – Поездка долгая.

– У меня нет ни одной книги.

Лайла поднимает глаза к потолку, роняет журнал на грудь и корчит рожу, будто я ее оскорбил.

– Лидс! Доказано, что те, кто читает, живут дольше. Или ты решил умереть молодым?

Не мозги, а извращенная версия википедии!

– Разумеется, я имею привычку читать. Просто читаю я в телефоне. А путешествую налегке.

Она поднимает бровь.

– Ложь. И какую книгу ты читал последней?

– «Признания опасного человека».

– О чем книга? Кто автор? – Она довольно улыбается, словно ей удалось завалить меня на экзамене.

– Имя не помню. В семидесятых он вел «Гонг-шоу». – Опускаю рюкзак на пол и берусь за телефон. Вчера вечером я его отключил и только теперь заряжаю. Лайла оперлась на локоть и наблюдает за мной, пока грузится приложение. Я сажусь на кровать и открываю книгу в «Киндле».