Книга Музеи смерти. Парижские и московские кладбища - Ольга Матич

II. Парижские кладбища

В городах усопших обычно хоронили по христианской традиции – в земле, прилегающей к церкви. Мертвые парижане находились среди живых вплоть до Французской революции. Причем еще в конце Средневековья многие церковные погосты превратились по совместительству в светское пространство – по ним гуляли, на них торговали. Филипп Арьес пишет, что старые кладбища стали общественным форумом и местом встреч, а также рынком.

Католическая церковь всячески старалась изменить подобное отношение к кладбищу, но ни она, ни административные власти не преуспели в своих попытках урегулировать кладбищенский обиход местного населения. Противостояние установившейся народной практике продолжалось в течение нескольких столетий, и лишь в конце XVIII века власти сумели навести порядок, в 1780 году запретив захоронения в черте французских городов. Однако новым правилам воспротивилась церковь: кладбищенские услуги хорошо оплачивались – в форме пожертвований или оплаты похорон и захоронений[45].

До конца XVIII века самых знатных и богатых парижан обычно хоронили в самой церкви, всех остальных – в отдельных могилах на кладбище. Как я пишу, из‐за нехватки места для новых захоронений старые останки регулярно выкапывались и складывались по периметру кладбищенских стен в специально построенных для этого галереях – charniers (покойницкие). Останки бедняков ожидали общие могилы, иногда столь глубокие, что в них помещалось до 1500 трупов. Во время эпидемий чумы между XIV и XVII веками уровень смертности вырос и все кладбища, находившиеся в черте Парижа, оказались донельзя переполненными. Со временем покойницкие превращались в ossuaries (ко́стницы); иногда из костей создавали своего рода архитектурное украшение. Если и оссуарии переполнялись, кости из них выпадали на территорию кладбища, создавая макабрическое зрелище.

Старейшее парижское кладбище – кладбище Невинных (Cimetière des Saints-Innocents) – возникло в XII веке рядом с главным рынком Les Halles (Ле-Аль), в районе, который потом стал называться «чревом Парижа», то есть в самом центре города на правом берегу Сены. Одной стороной оно выходило на улицу Сент-Дени (St. Denis), где располагалась церковь Невинных[46]. Как и всюду, знатных и богатых хоронили в ней, других – в часовнях, находившихся в аркадах под покойницкими; в XVII веке захоронение в часовнях стоило 28 франков[47].

Как я пишу, Арьес утверждает, что в общих могилах на кладбище Saints-Innocents, которое он называет «плотоядным», превращение трупа в одни кости длилось всего 24 часа[48]; другие называют более длительные сроки. Некоторые современники уже в те времена считали землю, в которой разлагались человеческие трупы, прекрасным удобрением (напоминаю читателю о современных экологических кладбищах, см. с. 25).

На кладбище Невинных занимались торговлей (в том числе по причине близости рынка), что не было исключением из правил: то же самое происходило и на других парижских кладбищах. В XVIII веке на Saints-Innocents возникли своеобразные торговые ряды, где продавалась одежда, например дамские шляпы и белье, подержанные вещи, книги и гравюры. Кладбище также было местом народных сборищ: оно могло служить как для детских игр или свиданий, так и для непристойных занятий, например проституции[49]. Не имевшие лицензии писари по дешевке составляли на плоских надгробиях «нелегальные» контракты и прочие документы. На кладбище всегда находились нищие, которые часто там и ночевали.

Таким образом, среди выпавших из переполненных оссуариев костей шла обычная светская жизнь. Она приостанавливалась только для погребений, а в остальное время кладбище Невинных служило пристанищем для самых разных форм повседневности.

Гравюра «Cimetière des Saints-Innocents» (около 1550) была воссоздана Теодором Хоффбауэром во второй половине XIX столетия (ил. 1). Мы видим кости: и собранные в ко́стницах над аркадами под крышей, и разбросанные по кладбищу – а также черепа, сложенные в кучки. Слева могильщики: они или копают новую могилу, или выкапывают останки из старой; справа мертвое тело опускают в окруженную монахами и другими священнослужителями могилу, к ним движется похоронная процессия. Посередине – строение под заостренной крышей и с пристроенной лестницей: оно предназначено для проповеди. Кое-где сидят нищие. Это жанровое изображение кладбищенской жизни. В конце существования кладбища Невинных там в основном находились братские, или общие, могилы, ставшие с середины XVIII века источником трупов для кладбищенских воров: они похищали хорошо сохранившиеся «кадавры» для анатомирования в научных целях или для учебных занятий.

Ил. 1. Кладбище Невинных. Ок. 1550. Гравюра работы Хоффбауэра

Самые старые изображения танца смерти (danse macabre, первая половина XV века) располагались на стенах самой длинной галереи – галереи Белошвеек (под арками), и это вполне соответствует репутации кладбища. На рисунке неизвестного автора (ил. 2) мы видим две фрески. На каждой из тридцати панелей гротескные скелеты изображены вместе с живыми людьми, что напоминает memento mori (помни о смерти), а в День всех святых (ил. 3) выносилась почти полутораметровая скульптура разлагающегося тела под названием «Смерть святого Невинного» (около 1530), которая теперь находится в Лувре. Одна из формулировок memento mori гласит: «ты есть лишь пепел и, как и я, станешь пищей для червей».

В отличие от последующих эпох некоторые изваяния того времени изображали макабрические, но и вполне реальные физиологические последствия смерти. Скульптуру лежащего разлагающегося тела называли transi (от лат. transit); это один из видов надгробных памятников позднего Средневековья и Возрождения в жанре memento mori. Здесь (ил. 4) мы видим транзи XVI века – «человек, изъеденный червями», – который находится в Бельгии[50]. Надгробия в этом жанре часто сопровождались изображениями Христова воскресения, что с точки зрения христианской иконографии, возникшей в эпоху Просвещения, представляется вполне парадоксальным совмещением. Человек Возрождения спокойно воспринимал макабр, по словам Жюли Сингер, все кладбище Невинных можно назвать своеобразным memento mori[51].