Книга Распыление 3. Тайна двух континентов - Дмитрий Зимин

Машка меня опередила. Подобравшись к одной из корзин, хищно сдернула салфетку, заглянула внутрь...

- Пусто, - перевернув тару, напарница потрясла ею в воздухе. На горбыли выпало несколько крошек.

Вторая корзина, третья... По мере инспектирования ворона отодвигалась всё дальше, оказавшись, в конце концов, на самом краю плота. Машка на неё даже не посмотрела. Поднявшись и отряхнув джинсы, она повернулась к учителю.

- Шеф, давайте, пока не поздно, скинем её в реку. А чего? Тварь ведь железная, так что ко дну пойдет, как утюг...

- Это кто здесь утюг, кто утюг, ты мне скажи? - ворона неосторожно подскочила к напарнице и тут же была схвачена за горло.

- Ты зачем все запасы уничтожила? Тут же прорва еды была! Даже крошечки нам не оставила.

- А что мне было делать? Я, может, три часа тут сидела. Заржаветь можно от скуки.

- Три часа? Ты не могла потерпеть всего три часа? Да мы два дня не жрамши! Ванька, вон, в голодный обморок сейчас брякнется, от наставника одни бакенбарды остались, а ты, канистра бездонная... - Машка пыталась подтащить ворону к краю плота, но та вцепилась в бревна когтями.

Я тоже заглянул в корзинки - так, на всякий случай, - затем вздохнул и меланхолично устроился рядом с бваной.

Плот резво плыл по течению, из-за туч выкатилась полная луна и нарисовала на воде серебряную дорожку. Вечерний воздух был свеж и наконец-то прохладен, повсюду распускались кувшинки - здесь, на Ниле, их почему-то зовут лотосами. Над рекой неслись душераздирающие вопли.

- Из-за о-о-острова на стре-е-ежень, на просто-о-ор речной волны-ы-ы... Может, их растащить? - спросил я наставника. - А то петь мешают.

- Милые бранятся, только тешатся, - рассеянно отмахнулся Лумумба. - Пусть их.

Взяв пустую бутылку - жадная птица выдула даже вино - я набрал забортной воды и посмотрел на свет. Водичка была тепленькая, мутноватая, с песком. Покрытые усиками и ложноножками инфузории хищно щелкали зубами из-за стекла.

- Процедить бы. И прокипятить. Разика два, не меньше...

Руки так и чесались приоткрыть Завесу и нащупать там бутыль с холодными, покрытыми бисеринками пота, боками. Вода в ней будет чистой, прозрачной и чуть сладковатой. А еще от неё будет слегка ломить зубы и щипать в носу...

- Ну так разводи костер, - перебил мечты наставник. - Помнишь, как на рязанском болоте, когда кикимору ловили?

Не из магического кармашка жилетки, а из обычного, в плаще, он достал спички и швырнул мне, не глядя.

- И долго нам без волшебства? - спросил я, поймав коробок.

- Темпус эст оптимус магистер витэ - философски пожал плечами наставник.

- Может и так, - согласился я. - Только мы раньше сдохнем. От голода.

- Не ной, гардемарин. Штиль накличешь.

Пожав плечами, я стал ловить в воде плавник. В реке кипела жизнь: рассекали, оставляя на воде след из длинных белых усов, крокодилы - их я уже навострился отличать от замшелых бревен, которых в реке тоже хватало; громадными валунами темнели бегемотьи туши - они держались ближе к берегу и движению плота почти не мешали.

В прибое, в светящейся кромке песка, расхаживали длинноногие цапли, копошились чайки, черепахи и тёмное существо с повадками наёмного убийцы. До нас долетали обрывки свистящего шепота: - моя прелесть... где же мы её потеряли...

Отыскав несколько относительно сухих веточек, я сложил костерок и стал поджигать. Несмотря на жару, долго ничего не получалось. Во-первых, я не специалист. Вызвать искру из пальца, вскипятить воду взглядом - это пожалуйста, со всем нашим удовольствием. Но колдовать нам запретили.

Во-вторых, здесь всё было влажным. Влажное дерево, влажные руки, волосы, одежда - на всём плоту не отыскалось ни одной сухой нитки. Но я справился. Просушил несколько травинок, на них - несколько прутиков, затем щепочек и так далее. Терпение, как говорит бвана, и труд - всему голова.

Когда огонь разгорелся, Лумумба достал из плаща лоскут натуральной кожи, скатанный в тонкий твердый рулончик. Раскатал, пристроил над костром, растянув на палочках. В лоскут мы вылили пару бутылок набранной за бортом воды, процедив её через носовой платок. Секрет в том, что, пока в коже есть вода, она не загорится...

Да, давненько мы с бваной походной жизни не нюхали. Не зря он про Рязань вспомнил. Сидели мы тогда на болоте недели три, продукты и Пыльца давно кончились - осталось по одной вмазке на поимку кикиморы; жили в палатке, ловили на леску пескариков, грибы да ягоды собирали... Эх, хорошее было время.

"В Африке вы будете сами по себе", - сказал товарищ Седой перед тем, как зашвырнуть нас в пирамиду. - "Никакой помощи, никакой поддержки. Мы не знаем, что там происходит. Резидентура молчит, а если и пишет, то выдает такие фанаберии, каким нормальный маг, в здравом уме и доброй памяти, ни за что не поверит..."

Из воротника, отогнув подкладку, Лумумба извлек рыболовный крючок, обмотанный леской, и забросил в воду.

- А наживка? - спросил я.

- Закуска градус крадет, - туманно выразился учитель.

Говорил и действовал он на автомате, словно во сне. Я сделал вывод, что наставник напряженно о чем-то размышляет, и не стал его донимать.

Когда вода закипела, мы перелили её обратно в бутылки, а кожаный лоскут просушили и спрятали.

По моему хотению, Лумумбину велению, на леску без наживки попалась рыба, похожая на карася. Только размером раз в десять больше. Выпотрошив складным ножом, я проткнул её прутиками и подвесил над угольками.

А сам улегся на спину и закинул руки за голову. Плескала вода, громко фыркали бегемоты. Кричала какая-то птица. Напоминает павлина, живущего в Московском зоосаде: нечто среднее между плачем девочки, потерявшей мячик и воплем алкаша, разбившего чекушку... Временами какой-нибудь крокодил, выбравшись на отмель, широко раззевал пасть и тоже орал - ну вылитый осёл. Только лысый и с бородавками.

На другом конце плота продолжалась свара. Голоса Машки и Гамаюн повышались и понижались, взлетали к далёким небесам и сливались с плеском волн.

Спорщицы скрупулезно перечисляли все обиды и оскорбления, промахи и косяки, - всплыло даже кое-что из того, о чем я не знал. В ход шли случайно замеченные и скопидомно припрятанные очерняющие факты. Выдуманные леденящие душу подробности беззастенчиво крылись наглыми поклепами, нелепыми эпитетами и уверениями в абсолютной бесполезности оппонента. Временами раздавалось гудение, будто кто-то в сердцах пнул трехведерный самовар - это Машка, растеряв аргументы, пыталась переубедить ворону с помощью ноги. Птица не оставалась в долгу: хирургически точными ударами клюва отхватывала с Машкиной курточки пуговицы и сплевывала их за борт.

Под этот размеренный и в чем-то даже убаюкивающий гвалт я задремал.

Над рекой поплыл аромат жареной рыбы...