Книга Отвези меня домой [= Под колесами – звезды ] - Алексей Евтушенко

Если ты уже прожил около половины отпущенного тебе Богом и судьбой срока на этой земле, и за плечами у тебя – радость побед, горечь поражений и спокойный опыт прожитых лет, если ты с уверенностью и достоинством смотришь в будущее, то этот, с жадным урчанием пожирающий бензин и километры, красивый железный зверь, становится зримым воплощением твоей жизненной силы и надёжным залогом сегодняшнего и завтрашнего успеха.

Ну, а если впереди осталось не так уж много вёрст и зим, и энергия покидает одряхлевшее тело, будто ключевая вода дырявое ведро, – сожми покрепче баранку подагрическими пальцами, придави дрожащей ногой акселератор, и ты почувствуешь, как молодые лошадиные силы двигателя становятся твоими силами, и конечный пункт прибытия снова отодвигается за горизонт.

Да, ещё неделю назад болезненные позвякивания, постукивания и поскрипывания в кузове, ходовой и двигателе постоянно и неприятно напоминали Егору о том, что давно пора серьёзно заняться принадлежащим ему средством передвижения, если он, конечно, хочет, чтобы оно, это самое средство, окончательно не развалилось напротив ближайшего столба.

Ещё вчера он, охваченный азартом, не забывал время от времени прислушиваться к своей многострадальной машине и давал себе твёрдое слово завтра же отрегулировать клапана и, возможно даже, заменить бензонасос.

А сегодня… Сегодня во всём этом отпала нужда.

Пару-тройку раз Егор сидел за рулём вылизанной изнутри и снаружи «Тойоты»-четырёхлетки, принадлежащей Володьке Четвертакову, и помнил то дивное ощущение восторга, которое возникало у него в душе, когда машина чутко слушалась малейшего движения рулевого колеса и педалей.

Нечто подобное он испытывал и сейчас за рулём своего «жигулёнка», впервые коснувшегося колёсами дороги в давно забытом и ничем не примечательном 74-м году. Более того, такого удовольствия и даже наслаждения от езды, наслаждения, являющегося как бы самым верхним слоем глубокого чувства слияния с машиной, он вообще не получал ни разу в жизни. Он даже забыл на время, что вообще-то выехал из дому с целью заработать – раз и проверить машину – два. И хотя клиент, что называется, шёл косяком, Егор, если бы его об этом спросили, не смог бы сказать даже приблизительно, сколько на данный конкретный момент он заработал и какое и количество пассажиров отвёз куда им надо.

Глава пятая

К Володьке он чуть было не опоздал.

Слава Богу, что последний клиент поинтересовался у него временем, и он посмотрел на часы, которые показывали без четверти шесть. И хорошо, что находились они в этот момент неподалёку от Вовкиного дома, а ехать оставалось всего ничего.

Владимир Александрович Четвертаков терпеть не мог, когда кто-нибудь опаздывал. И ему при этом было совершенно не важно малознакомый ли это человек, близкий друг, родственник или важный деловой партнёр. Был у Володьки Четвертакова такой маленький недостаток. Сам он опаздывал редко и только по совсем уж уважительным причинам, когда сама судьба становилась у него на пути. Да и то бывали случаи, когда ему удавалось обхитрить и судьбу и прибыть на нужное место вовремя. В случаях же, когда опаздывал кто-то другой, Владимир Александрович обычно вкрадчиво-вежливо интересовался причиной опоздания и, если, по его мнению, причину серьёзной назвать было никак нельзя (а это случалось практически всегда), высказывал опоздавшему прямо в лицо всё, что он, Владимир Александрович Четвертаков, по данному поводу думает. А так как язык у Владимира Александровича Четвертакова подвешен был довольно хорошо (умел он при случае внятно и доходчиво излагать свои мысли), то часто подобные высказывания заканчивались обидами, разрывом отношений и чуть ли не скандалами с мордобоем и слезами. Что, впрочем, никоим образом не влияло на дальнейшее отношение Владимира Александровича к опозданиям, как таковым.

Рассказывали, что однажды он и генеральный директор фирмы, в которой Владимир Александрович работал (той самой, по продаже и ремонту престижных «иномарок»), ждали какую-то очень важную шишку. Чуть ли не представителя компании «Форд» прямо из Америки. Шишка сильно опоздала, а когда прибыла, то оказалось, что она ещё и в подпитии. Генеральный смолчал, а Четвертаков не удержался (английским в этих пределах он владел). Кончилось дело тем, что генеральный, не смотря на всю свою «крутизну», два дня потом отлёживался дома на диване с давлением в обнимку, а мигом протрезвевший американец извинился и в знак уважения подарил Владимиру Александровичу настоящий «ролекс» со своей руки. «Когда кто-то со мной договаривается о встрече на определённый час и опаздывает, – не уставал объяснять Володька свою позицию всем, кто готов был его слушать, – он тем самым совершает кражу. Кражу моего личного времени. А это самое дорогое, что у меня есть».

Жил Владимир вместе со своей женой Надей, сыном Геной, дочерью Сашей и собакой Дружбаном в старом, начала века, двухэтажном купеческом доме, где на втором этаже семье Четвертаковых принадлежала четырёхкомнатная квартира.

Попетляв по переулкам, Егор остановил машину (тормоза хватали мёртво) напротив знакомого подъезда ровно в семнадцать часов пятьдесят девять минут, открыл дверцу, вылез наружу и коротко просигналил. Занавеска на открытой настежь балконной двери колыхнулась, и на балкон вышел старый друг Володька Четвертаков.

Был он по случаю тёплого весеннего вечера только в испачканных белой краской тёмно-синих тренировочных штанах и тапочках на босу ногу.

– Так, – сказал он, увидев Егора и его автомобиль, после чего вытащил из кармана штанов пачку сигарет «ЛМ» и прикурил от спички – Машину покрасил? Это хорошо. Давно пора. А почему ко мне не обратился?

Егор молча ухмылялся снизу вверх.

– И отрихтовал, – заключил Володька, завершив осмотр. – Хорошо отрихтовал, однако. Где делал, у Армена, что ли?

Егор отрицательно покачал головой, не отпуская с лица загадочную, как ему казалось, полуулыбку.

– А чего ты вообще там стоишь? – удивился наконец старый друг. – Заходи.

Дверь Егору открыла семилетняя Сашенька и очень крупный, добродушный и умный сенбернар по имени Дружбан.

– Здравствуй, Сашенька! – радостно сказал Егор. Он любил детей своего друга, поскольку своих детей, которых тоже можно было бы любить, у него не было. – Здравствуй, Дружбан.

– Здравствуйте, дядя Егор, – сказала Сашенька и отступила в глубь прихожей, давая гостю войти. – Давно вы у нас не были.

– Дела, – лицемерно вздохнул Егор и вошёл.

И тут же на грудь Егору легли тяжёлые лапы, – Дружбан, которого он знал со щенячьего возраста, выражал таким образом свою радость от встречи.

Егор потрепал собаку за ушами, осторожно отстранил, снял туфли и прошёл в комнаты.

Они сидели с хозяином в креслах за низким длинным журнальным столиком в гостиной, лопали вкуснейшие, только что нажаренные Надей котлеты с чёрным хлебом и запивали всё это дело крепким горячим чаем. Владимир Четвертаков, так же, как и Егор Хорунжий, признавал чай только свежезаваренный, очень крепкий и сладкий. Иногда с лимоном. «Из несвежего чая, – объяснял он желающим, – весь полезный микроб уходит».