Книга Холодный - Аселина Арсеньева

— Но ведь где-то далеко и люди на земле живут, и города стоят. Если быть честным, я доучился, ко практику пройти не успел. И это было довольно давно, поэтому ты и твое плачевное состояние заставили меня пройти экспресс-курс у деревенского целителя. И раз ты до сих пор жива, я с этим неплохо справляюсь. Как сама думаешь? Поэтому доверься мне и дальше.

— Да… Думаю ты прав. — Робкий ответ от девушки, и следом уже совсем не робкий, при этом теплый взгляд прямо в глаза. Под ее взглядом я почувствовал себя как-то не так, — непривычно уютно, но последующие слова меня окатили будто ливнем в солнечный денек. — А где твои родители? Они живут вместе с тобой или ты женился и живешь отдельно?

— Похоже кому-то стало значительно лучше и у него проснулась любопытство? — Нарочито бодро ответил я. — Нет, я живу здесь совершенно один. Мои родители давно умерли. — Почему-то врать ей совершенно не хотелось, но и правдой напугать ее я не мог. И ни к чему кому-то знать.

— Извини, просто… когда я узнаю о тебе немного больше, думаю, мне станет спокойней. А с кем тогда ты живешь?

Мое нутро шевельнулось, и я мгновенно вспыхнул и на повышенных тонах выпалил:

— Я же сказал, один. А если быть точным — сейчас с тобой, но только до тех пор, пока ты не встанешь на ноги. Потом, даже если будешь упираться, тебе придется уйти отсюда. Тебе здесь не место. Ну что, узнала больше? Тебе стало спокойней? — С вызовом в голосе закончил я.

Она абсолютно не обратила внимания на мой тон, что удивительно. Смотрит с тем же спокойным любопытством.

Нет. Мы оба тут ненормальные… Но я-то понятно почему, а она? Как можно после пережитого так спокойно реагировать на мой тон и такие слова? Мне самому после моего высказывания не по себе стало. Запоздало пришло чувство вины перед беззащитной и без меня угнетенной девушкой. Но нет худа без добра. Зато я, высказавшись, немного успокоился и взял себя в руки.

Однако ее вопросы явно не закончились. По одному виду сказать могу, хоть и одичал. Точно, ожила на мою голову. Существовал тихо мирно, без этих резких перепадов настроения, а теперь? Неужто так и поведется? Пока я снова не сорвался, поспешил более дружелюбным тоном предупредить девушку.

— Давай договоримся. Личных вопросов уже достаточно. Я готов поговорить с тобой на любые другие темы.

— Хорошо. Тогда можно всего один последний вопросик? — А бровки-то как забавно подняла, будто два домика! — Я просто не могу понять. Как такой молодой красивый парень может жить один посередине леса? Неужели у тебя нет друзей или людей, с которыми ты хотел бы пообщаться? Просто на твоем месте я бы сошла с ума от одиночества. — Как-то чересчур обреченно, с сожалением, закончила она. Впору себя жалеть начинать?

— Хорошо, тогда сначала ты мне ответь на вопрос: «Что могло заставить красивую девушку валяться ночью в овраге в Волчьем лесу?»

Сказав это, я открыто и с вызовом посмотрел ей в глаза. Тут же понял, что опять разозлился и в довесок лопухнулся относительно своего местонахождения.

Девушка, чуть замешкавшись, кивнула. Меня добило именно то, что на удивление она не спугнулась, не расплакалась, а приняв вызов, решилась мне все рассказать.

Она будто не замечает вспышек моей агрессии, неуместной грубости в моих словах, пропуская их мимо себя… Смотрит так доверчиво… И это меня злит и почему-то радует одновременно. А как же посттравматический синдром и психологическая травма?

И что это мой язык так развязался? С Михалычем столько времени провел и все спокоен был. Конечно, молол языком на радостях, но ничего путевого не рассказал. Ничего внутри не бурлило. А сейчас, будто в кипяток после льда, и так по кругу, — опасным это становится… Моментально вскипаю и так же быстро отхожу. Неведомо мне еще это состояние. Может мне на воздух выйти? Ну нельзя мне с ней общаться. Ввязался же…

3.3 Сейчас, уже поздно

И тут я понял — это она заставляет меня чувствовать себя беззащитным… Наверно таким образом, внутренне, я так пытаюсь защитить себя. Я хочу защитить ее, но не меньше я хочу защитить свою территорию, свою тихую жизнь. А ей даже язык не повернется соврать. Не понимаю почему, и это злит’ С ней нужно быть очень аккуратным в словах, но где мне одичалому? Сколько раз на дню уже смешался… Если так пойдет, боюсь ненароком и на вход в дом наведу, а может и про деньги ляпну. Хотя это и не дом, а всего лишь пространство в скале, которое я так называю. Да и деньги мне шибко ни к чему, так, счет не забывать. Да вот одно слово-золото сюда толпы нежелательных гостей привлечь может. А я тут обжился, и совершенно нет желания терпеть тут чужаков, кроме нее. И…

— Я… Мы… — Вдруг начала она свой рассказ и расплакалась. Пока мы говорили, а я в придачу занимался самокопанием, совершенно не обратил внимания на то, что она на эмоциях села, и только сейчас это осознал. Я было дернулся к ней, чтобы ее уложить назад, но она обвила меня руками и расплакалась, притянувшись к моей груди.

Лучше бы она этого не делала… Близость человеческого тела, его тепло, тонкий девичий аромат взбудоражили во мне все, а ее слезы довершали мои стенания. Стук ее сердечка будто отдавался в моих жилах, а она предстала в воображении загнанной пташкой, забившейся в спасительное убежище. Эти чувства, что меня захватили… У меня возникла потребность срочно защититься, оттолкнуть ее и сбежать, но это было бы неправильно и жестоко, не сейчас, и я это понимал. У меня дрожали руки, нет, все тело. Я непроизвольно перестал дышать и все что делал, так это потихоньку поглаживал ее по спине.

Примерно через полчаса она успокоилась, оторвалась от меня и заглянула своими васильковым глазами в мои, а я понял, надо было сбежать… Сейчас уже поздно…

3.4

— Спасибо. — Чуть слышно сказала она, а я пытаясь скрыть замешательство после неожиданной близости, отступил шаг назад. Кто бы меня теперь успокоил… — Теперь я уверена, что ты хороший человек. — Что? А до этого она что думала? Похоже, это и есть хваленая всеми женская логика! Полчаса погладил по спине и уже хороший, а то, что до этого выхаживал ее почти три дня, для нее ничего не значило? Я ж думал такое только в книжках пишут для смеху. — Может теперь и ты ответишь на мой вопрос? — Сказала она, по-детски потерев кулачками глаза и подарив мне открытый, полный наивности васильковый взгляд.

Вот этого я сейчас точно не ожидал… Даже мое, казалось, минуту назад безнадежное состояние, исчезло без следа прибитое ее логикой.

Сейчас она смотрит с ожиданием на меня?!

To есть: Я… Мы… — это был ее рассказ? А, ну да! Еще полчаса плача, результатом которого стала прилипшая к груди рубаха… И почему сейчас я чувствую себя просто обязанным выложить все как на духу?

Сам не знаю, но почему-то это все вызвало у меня улыбку, и я не сдержав порыв все же ответил:

— Хорошо. Отвечаю. Мою одинокую жизнь можешь назвать трауром по прежней жизни, и некой ответственностью перед жизнями живущих где-то там людей. И я далеко не такой молодой и красивый, как ты себе возомнила.