Книга Пэлем Гренвилл Вудхаус. О пользе оптимизма - Александр Ливергант

Как банковский служащий Вудхаус был, и не только первое время, крайне нерадив, даже простейшие задания – приходовать письма, наклеивать на конверты марки, относить письма на почту – давались ему с немалым трудом. И эту свою нерадивость он вполне сознавал:

«Оттого ли, что я был тонкой поэтической душой, которой претит бизнес, или же оттого, что я был олухом, служил я исключительно плохо…»[21]

Он был рассеян, неловок, случалось, опаздывал, неряшливо одевался, чем вызывал гнев и недоумение начальства и здоровый смех сослуживцев. Литература занимала его куда больше банка: однажды, по рассеянности (а может, от всегдашнего желания пошутить), он написал юмористический рассказ, и не где-нибудь, а на обложке нового, только что поступившего в банк гроссбуха, после чего от страха за содеянное обложку вырвал и уничтожил. Когда главному кассиру предъявили изуродованный гроссбух, тот не поверил своим глазам: «Абсурд! Только недоумку взбредет в голову оторвать у нового гроссбуха обложку!».

И всё же руководство банка в «недоумке» не разочаровалось. Верно, Плам, на каком бы «участке» он ни работал – в отделе почт, депозитов или внутренних счетов, – клерком зарекомендовал себя весьма посредственным, зато был отличным спортсменом, играл за сборную банка в регби, футбол и крикет и еще жаловался в дневнике, что матчей слишком мало. В записной книжке Вудхауса того времени находим забавную «спортивную» зарисовку, которой он почему-то так и не воспользовался. Не потому ли, что эта сценка, хоть и смешна, но очень уж далека от реальности? Талантливые спортсмены нужны ведь в любой, даже самой серьезной организации.

Директор банка: Спортсмен?

Новый клерк: Да, сэр.

Директор банка: В крикет играете?

Новый клерк: Да, сэр.

Директор банка: В теннис?

Новый клерк: Да, сэр.

Директор банка: В другие игры?

Новый клерк: Да, сэр, и в другие.

Директор банка: И много играли?

Новый клерк: Да, сэр, много.

Директор банка: Вот и прекрасно. Больше не будете.

2

Однако же повторимся: литература (никак не спорт) занимала все его помыслы. Тем более что в эти, первые годы XX века, в столице империи, где «никогда не заходит солнце», было и для кого писать, и где печататься. «Никогда еще у нас не набиралось такого огромного количества читателей», – не скрывает своего энтузиазма Герберт Уэллс. «Появилась новая разновидность читателей, – по обыкновению несколько «снижает» оптимизм коллеги Бернард Шоу, – они никогда раньше не покупали книг, а если бы покупали, все равно не смогли бы их прочесть». Спрос, известное дело, рождает предложение. На британском книжном рынке, точно грибы, растут новые издательства, новые журналы и газеты, вроде уже упоминавшихся «Strand» и «Public School Magazine». Среди них – «Storyteller», «Tit-Bits» («Лакомства»), «Fun», «Captain». И, конечно же, прославленный и, увы, ныне уже почивший в бозе «Punch», «юмористический журнал с носатым, крутогорбым Петрушкой», как назвал популярнейший иллюстрированный лондонский еженедельник в «Подвиге» Набоков. Именно в «Punch» состоялся полноценный литературный дебют Вудхауса-юмориста. В этом журнале он опубликовал в общей сложности более 250 произведений. Рассказов прежде всего; романы появятся позже, рассказы же, особенно поначалу, давались ему легче:

«Я обнаружил неприятное обстоятельство: диалог мне давался, юмор тоже (на мой взгляд), а вот объем – ни в какую!»[22]

Утренних, вечерних и еженедельных газет было столько, – отмечает Вудхаус в автобиографии, – что «с тридцать пятой попытки кто-нибудь да печатал ваш очерк о “Ярмарке цветов” или пародию на Омара Хайяма». Словом, только пиши. И Вудхаус писал. Стишки, рассказы, очерки, юморески, пародии – всё что придется. Не брезговал даже подписями под карикатурами – на них спрос имелся всегда; что ж, в конце концов, и Диккенс ведь так начинал. Прежде же всего писал про то, что хорошо знал и любил. Не потому ли в его первых рассказах превалирует школьная тема? А если точнее: закрытая школа и ее обитатели. А еще точнее: закрытая школа и кодекс чести юного школяра и спортсмена. В школьных рассказах, которые печатались, главным образом, в «Public School Magazine» в рубрике «Под тралом», а также в романе (а по существу, сборнике рассказов из школьной жизни) «Охотники за трофеями», первоначально выходившем в том же журнале ежемесячными порциями, легко угадывается Далидж, тщательно загримированный автором под такие вымышленные, никогда не существовавшие закрытые учебные заведения, как «Бекфорд», «Сэдли», «Экклтон», «Райкен». В этих рассказах и в романе множество смешных эпизодов, и в то же время они отдают ностальгией – «шесть лет блаженства» как-никак.

Как и полагается писателю, и не только начинающему, Вудхаус не расстается с блокнотом. По вечерам, после работы, наскоро перекусив чем бог послал, неподалеку от дома, крошечной съемной двухкомнатной квартирки, «мелкой заводи», как он ее называл, – он, точно соглядатай, без устали снует пешком или на велосипеде по оживленным лондонским улицам. Глядит по сторонам, вслушивается в реплики прохожих – и неустанно фиксирует в блокноте увиденное и подслушанное. Например, такое:

Водитель автобуса. Семнадцать лет в армии: Индия, Бирма, Мальта, Гибралтар, Судан, Трансвааль. Уверяет, что только водитель автобуса способен написать всё, «как вправду было». Ему, мол, с его водительского места виднее… Вид пожухлый, потрепанный, при этом независим и вполне обходителен. Нос сломан, усишки, под правым глазом короткий шрам.

Или:

Подслушанные грубости.

а) Кэбмен велосипедисту, которого он только что сбил: «Взял бы кэб, дружище, этого бы не случилось…»

б) Довольный жизнью, пышущий здоровьем путешественник своему приятелю, страдающему морской болезнью: «Тебе бы сейчас свиную отбивную, был бы как огурчик».

А вот отрывок из заметки «Мужчины, которые пропустили собственную свадьбу», напечатанной в ноябрьском номере «Tit-Bits» за 1900 год. Похоже, Вудхаус нащупывает свою манеру, обретает собственный голос:

«Перед свадьбой в Ипсвиче вдруг выяснилось, что пропал жених. Никто понятия не имел, где он и что с ним, и поднялась немыслимая суматоха. Продолжалась она до тех пор, пока через двадцать минут после начала церемонии к церкви не подъехал на велосипеде брат жениха и не объявил, что отсутствующий джентльмен сегодня крайне занят, однако на следующий день объявится непременно».

Манеру свою Вудхаус, безусловно, нащупывает, но издателям пока невдомек, с кем им предстоит иметь дело. Плам-то знал, что прославится, а вот издатель – нет. «При желании я мог бы обклеить отказными письмами немалых размеров банкетный зал», – напишет он в «За семьдесят».