Книга Линия соприкосновения - Михаил Шуваев

Глава 4

Документ № 1

Совершенно секретно

Дознание по делу № 23-567/т

«Призрак Тритона»

Том 2

Стенограмма показаний

астронавта-инженера

Шона Локкерби

13 мая 2265 года

— Шон Локкерби?

— Я, ваша честь.

— Шон Локкерби, вас заслушивает не суд, а специальная комиссия КОНОКОМа, поэтому обращаться к нам следует «уважаемая комиссия». Ваше звание, должность, выполненные миссии?

— Инженер-астронавт второго класса Космофлота. Участвовал в экспедициях Меркурий-29, Церера-3 и Нептун-5.

— Ваша должность в составе экспедиции на Нептун?

— Инженер систем жизнеобеспечения спейсфлаера, посадочных модулей, орбитальных лабораторий и наземных станций.

— Шон Локкерби, комиссию интересуют события, произошедшие на спутнике Нептуна Тритоне во время экспедиции Нептун-5.

— Понял. Мне вот просто так — рассказывать?

— Да, инженер Локкерби. Если у членов комиссии возникнут вопросы, они их вам зададут по ходу вашего изложения.

— Хорошо, уважаемая комиссия. Значит, так. Спейсфлаер «Амулет» стартовал с лунной базы «Море спокойствия» 14 апреля 2263 года. До Нептуна мы добирались почти две недели. Но свободного времени в полете не было. Пришлось потратить массу усилий на приведение в порядок и самого корабля, и экспедиционного оборудования, которое, как мне кажется, кое-как побросали в грузовой отсек, нимало не беспокоясь о порядке загрузки и условиях перевозки, и, как следствие, о сохранности. К счастью, причиненный ущерб оказался минимальным, и экспедиция продолжила полет. Надо сказать, что район Нептуна уже достаточно изучен предыдущими четырьмя экспедициями, которые оставили на орбите и на спутниках всевозможные зонды, сигнальные бакены и другое научное и навигационное оборудование. Нашей экспедиции была поставлена задача не столько научная, сколько навигационно-логистическая. Мы должны были запустить на орбиту ретранслятор субкосмической связи «Молния» и орбитальную лабораторию «Визирь». На спутнике Нептуна Тритоне мы продолжили строительство наземной станции «Гелиос-10». К моменту нашего прилета станция состояла из жилого отсека и научного сектора. В перспективе предполагается, что она станет основной земной базой в системе Нептуна, и на ней постоянно будет находиться от десяти до двадцати научных сотрудников.

Прилетев на грузовом модуле на поверхность Тритона, мы попрощались с пилотом, который направился обратно на «Амулет», а сами перешли в жилую зону станции.

— Уточните, когда вы прилетели на Тритон и с кем.

— Я, инженер Лэй и биохимик Сингх приземлились на Тритоне 15 мая 2263 года. Остальные остались на «Амулете», там тоже работы хватало — никак не удавалось поставить на расчетную орбиту лабораторию.

— Продолжайте.

— Спасибо. В связи с тем, что на Тритоне нам предстояло провести не менее двух недель, мы заняли три из десяти пустующих кают и через несколько часов начали собирать технический сектор станции. В течение нескольких дней работа велась размеренно, но достаточно быстро. Мы вполне могли рассчитывать на то, что закончим установку сектора раньше срока по крайней мере на день, а то и на два. Но на пятые сутки случилось то, ради чего, собственно, вы меня и вызвали.

— Инженер Локкерби, вынуждены сделать вам замечание. Мы просим вас не комментировать решения комиссии, и не высказывать ваших предположений относительно ее намерений. Для этого существуют компетентные инстанции. Просим вас отвечать по существу на поставленные вопросы. Вам понятно?

— Да… извините. Да-а… Вот, значит, на пятый день всё и началось. Я работал снаружи на поверхности Тритона и руководил работой двух ремонтных дроидов. Неожиданно один из них слегка перенапряг растяжку каркаса, она резко распрямилась и, сорвав крепеж, улетела в сторону. Вы, надеюсь, представляете, какое слабое освещение на Тритоне. Солнце виднеется на черном небе в виде золотой маленькой горошины и его световой поток составляет лишь три процента от того, что получает Земля, а голубой отраженный свет Нептуна дает еще полтора-два процента освещенности. Поэтому место, где велись работы, оборудовано несколькими мощными прожекторами, а все вокруг теряется в синем сумраке. В связи с тем, что таких растяжек у нас в запасе было ограниченное количество, я пошел ее искать, захватив с собой переносной фонарь. К сожалению, в той стороне, куда улетела деталь, метрах в двухстах находится глубокое ущелье.

— Растяжка улетела на двести метров?

— Да, уважаемая комиссия. Дело в том, что сила тяжести на Тритоне в тринадцать раз меньше, чем на Земле, поэтому деталь и могла улететь так далеко.

— Комиссии известны физические свойства Тритона. Продолжайте.

— Я приблизился к ущелью вплотную и пошел вдоль него. Даже с фонарем в нагромождениях скал и мутного льда отыскать ярко-оранжевую полутораметровую металлическую растяжку очень трудно. И я сильно удивился, когда вскоре наткнулся на деталь. Я её поднял и направился обратно к месту стройки. К сожалению, растяжка не входила в пазы. Я тогда подумал, что она деформировалась при ударе, и отложил в сторону. По окончании смены я вернулся на станцию, захватив с собой поврежденную деталь. При ближайшем рассмотрении я с удивлением обнаружил, что она полностью исправна и не погнулась, как я сначала подумал: просто пазы в ней не соответствовали собираемой нами модели блока. Я показал её Лэю, и он определил, что эта растяжка для марсианских вариантов модульных станций «Циклон-12». Мы с Сингхом сверили идентификационный номер детали на компьютере. Оказалось, что Лэй прав. Тогда мы пошли в ангар и распаковали контейнер с растяжками. Все детали оказались нашими — для станции «Гелиос-10». Как в контейнер попала единственная некалиброванная растяжка, трудно сказать, но мы не стали ломать над этим голову, а просто отложили ее.

— На следующий день, 16 мая, я опять был снаружи и следил за сварочными работами. Дроиды трудились слаженно и быстро, и мне по большому счету делать было нечего. В какой-то момент я и увидел необычные отблески в том направлении, где накануне искал растяжку. Будто кто-то фонариком светит. Я оставил роботов одних и пошел посмотреть, что это там посверкивает. Подойдя к самому краю ущелья, я заметил невдалеке человеческую фигуру. Посветив фонарем, я подумал, что это кто-то из наших — Лэй или Сингх — в стандартном оранжевом скафандре. Недолго думая, я окликнул и спросил, что он здесь делает.

— Кто — «он»?

— Ну, это… Лэй или Сингх. Я же думал, что это кто-то из них. А он… этот, в скафандре, не оборачиваясь, отвечает, что, мол, здесь одну вещь потерял. Голос на Лэя очень похож мне показался. Я удивился, подумал, что он про растяжку мне говорит, а я же еще вчера её нашел, и мы все вместе её осматривали. В таком духе я ему и ответил. А сам все ближе к нему подхожу. И тут он оборачивается и как закричит, что потерял не какую-то растяжку, а платформу, в которой весь запас кислорода, и что у него осталось воздуха всего на несколько минут. Он как-то неловко шагнул ко мне, споткнулся и медленно полетел в пропасть. Я сразу не сообразил даже, что происходит, не успел его подхватить, да и был немного… того… Как бы это сказать…