Книга Один в поле - Александр Сухов

Попытался выйти в Сеть. Ожидаемо не получилось. На столе заметил отпечатанную на пластике книжонку, лежавшую лицевой стороной вниз. Перевернул. Прочитал. «Уголовный кодекс Российской Федерации». Внутри томика обнаружилась закладка:

УК РФ Статья 105. Убийство

Убийство, то есть умышленное причинение смерти другому человеку, — наказывается лишением свободы на срок от десяти до двадцати пяти лет…

Дальше читать не стал. Вне всякого сомнения, у полицейских имеются неопровержимые доказательства моей вины. Это означает, что меня ждет четверть века виртуальной каторги. Двадцать пять лет — именно этот срок обеспечат мне ушлые адвокаты, нанятые счастливыми наследниками убиенного мной олигарха. Это вместо того, чтобы искренне поблагодарить за нежданно-негаданно свалившееся на их головы богатство и отказаться от всяких претензий к благодетелю. Так нет же, в душе будут искренне радоваться, а на суде прольют реки крокодиловых слез, причитая: «Ах какой святой человек был Павел Александрович Романов! Ах, какую невосполнимую потерю понесло в его лице государство и весь народ России!».

А тот факт, что по его приказу убили Деда, никому не будет интересен. И станет Ледогоров Владимир Николаевич злобным маньяком, сбрендившим на почве военной службы в горячих точках освоенной человечеством Вселенной. Подвинувшись рассудком, этот изувер вбил в свою тупую голову, что именно Романов виноват в смерти горячо любимого им человека. Устроил засаду на олигарха и вместе с ним отправил на тот свет кучу народа, включая случайно проходившего мимо по соседней крыше снайпера в полной боевой экипировке. Ну как же, крыша — именно то место, где совершают вечерний моцион все уважающие себя снайперы. Еще и убиенного «батюшку» сюда приплетут. Ну и мага, разумеется. Итого четыре мертвеца. И дадут мне по совокупности максимальный срок виртуальной каторги, откуда ни убежать, ни покончить жизнь самоубийством. И буду я колотить киркой неподатливую гору, как там сказал один древний поэт: «добывая медь и злато, резать страшный путь». Конечно, можно сойти с ума, но это не освободит меня от каторги, поскольку сейчас даже самых чокнутых преступников не лечат в дурдомах, а распихивают вместе со здоровыми по виртуальным тюрьмам. Слава богу, что у нас не Америка, где суммируются сроки заключения, и можно запросто огрести лет пятьсот, а то и всю тысячу. Однако плохо, что у нас не толерантная Европа, где виртуальные тюрьмы запрещены законодательно, и заключенные отбывают сроки в нормальных человеческих условиях с бабами, выпивкой и выходными днями от непосильного тюремного ничегонеделания. Ладно, плевать, главное я сам уверен в том, что совершил благое дело, а там пусть судят. Факт смерти Романова будет греть мне душу на протяжении всего срока моего заключения и не позволит сойти с ума, как бы тяжело там ни было.

Успокоившись таким образом, прилег на откинутый лежак и неожиданно для себя уснул, хоть до этого спал не менее восьми часов.

До обеда меня так никто и не побеспокоил. В час пополудни открылось окошко в двери камеры и громкий противный (может мне показалось со сна, что он противный) голос охранника оповестил:

— Подозреваемый, получить обед!

Пластиковый контейнер аккурат пролез в окошко.

— Спасибо, — промычал спросонья.

— И вам не хворать, — ощерился мужик, — упаковку и «хлебальный инстру?мент» разломаешь и кинешь в унитаз.

— Да лан, имею представление — чай не на гражданке штаны в креслах протирал.

Вопреки ожиданиям, после получения мною пайка окошко не закрылось. Охранник как-то по-доброму на меня посмотрел и, приглушив голос до внятного шепота сказал:

— Ты это, паря, молодец. Сделал все как надо. Сейчас на основных информационных каналах только твоя физия. Журналюги всё про тебя раскопали и теперь либо обливают грязью, либо делают из тебя едва ли не святого — это в зависимости за что денежки уплочены. Простые люди в большинстве на твоей стороне. Жаль, нейросеть тут сигнал не принимает, посмотрел, бы какой срач в тырнете стоит. Вообще-то, всех этих пидоров давно бы к ногтю, да все некому было. Наконец-то нашелся смелый человек. Но вляпался ты знатно. Так что крепись, Володя. Адвокат от пострадавшей стороны сам Забельсон. Топить тебя будут со страшной силой, никакие награды и регалии не помогут. Держись.

Не успел поблагодарить доброго человека за участие. Окошко с мягким стуком захлопнулось. Мне оставалось лишь отправиться к столу и утолить внезапно проснувшийся, несмотря на все переживания и свалившуюся только что информацию, волчий аппетит.

После обеда повалялся еще пару часов. Затем походил по камере. Сотню раз отжался от пола, попрыгал, сделал растяжку, качнул пресс. После физических упражнений пролистал уголовный кодекс. Нейросеть тщательно отсканировала все страницы и разложила полученное знание в моей голове по полочкам. Более пищи для ума в камере не нашлось. Включил скачанный когда-то на нейросеть спокойный музон и завалился в койку. Глаза вновь сами по себе сомкнулись, будто не выспался. Так и проспал до самого ужина, который притащил уже другой охранник, молчаливый и не такой душевный.

Ночь также проспал сном невинного младенца. В пищу они что ли что-то добавляют? Вряд ли — при наличии в еде ядов, психотропных препаратов и прочих не предназначенных для приема внутрь человеческого организма веществ, нейросеть непременно предупредила бы. Если не предупредила, значит ничего такого и не было. Скорее всего, повышенная сонливость — реакция моей психики на пережитое.

Утром после мыльно-рыльных процедур и неплохого для тюрьмы завтрака меня, наконец-то, повели на встречу со следователем или на допрос — это кому как удобнее. Таковым оказался мужчина ничем непримечательной наружности в стандартном темно-сером костюме (униформа что ли у них такая?) и неопределенного возраста. Ему могло быть и тридцать пять и пятьдесят — бывают такие индивиды пожилые в молодости и моложавые в старости. Я таких про себя называю «консервами».

Следак молча указал рукой на прикрученный к бетонному полу табурет. Затем, откинувшись на спинку удобного кресла, не на долго расфокусировал взгляд. Как результат на гладкой белой стене по правую руку от меня вспыхнул экран голопроектора. На экране знакомая крыша и я на ней в обнимку с «Kinetics 15M» калибра 12,7 мм, скидываю с себя маскировочную ткань. Если быть точным — толстый усатый мужик с пропитой физиономией и густой неряшливой шевелюрой в синем джинсовом комбинезоне какой-то сервисной службы, перетянутый широкими ремнями эвакуационной системы, будто моряк-анархист из старого советского фильма пулеметными лентами. Весь этот реквизит по моему требованию был доставлен «доброжелателем» в назначенное мной место.

Пока что доказать мою принадлежность к этой роже вряд ли получится. К тому же, все доказательства сгорели в ярком пламени. Смотрим далее.

А дальше этот с виду неуклюжий господин берет в руки винтовку и, практически не целясь, начинает посылать из нее пули одну за другой.

Ракурс камеры меняется. Теперь на экране вход в «Голубую Устрицу» и разбитая в хлам голова мага. Затем на мгновение промелькнула удивленная физиономия притаившегося на соседней крыше снайпера и его впечатляющий подскок после того, как моя пуля угодила точно ему в грудь. Далее смерть Романова, и под конец гибель облаченного в поповские ризы мужика.