Книга Игра Реальностей. Эра и Кайд. Книга 2 - Вероника Мелан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бабушка погрустнела; прятали глаза остальные старики – никто не пытался разубеждать Лиду, что сын вернется. Но никто и не верил.
– Вот он… Мой Миша.
Мне вдруг протянули фото: на нем молодой еще парень – рослый, темноволосый, симпатичный. Лицо с правильными чертами, челка чуть вьется, глаза зеленоватые. Не красавец, но симпатичный.
Шевельнулось внутри неясное… Кого-то он мне отдаленно напомнил.
– Миша… приедет скоро. И я тоже буду дома…
Она жила этой мечтой – о встрече с сыном, о родных и теплых стенах, о заботливых руках. Кем-то сваренном супе – для нее, не для «всех», – о налитом чае. О том, что не упрекнут за разбитую чашку, о том, что вдруг снова не одна на свете.
Разговор опять уехал в сторону – его намеренно перевела бабушка. Принялась рассказывать о семенах помидоров, которые недавно нашла у знакомой, о том, что кусты вырастают такие высокие, что в теплицу не помещаются. О теплых валенках, которые купила недавно на рынке – но вот беда, слишком сыро пока для них…
А потом стариков звоном поварешки позвали обедать, зашевелилась в кресле Лида. Протянула руку, чтобы не забыть вложить в книгу любимое фото, я ей его протянула.
Протянула и… неожиданно поняла.
Миша напомнил мне Мака. Отдаленно. Конечно, Мак шире в плечах, грациознее, красивее, «породистее», что ли… И все же…
Странная мысль. Бессмысленная.
Березовую рощу мы покидали с пустыми пакетами под звук скрябающих по железным тарелкам многочисленных ложек. Почему-то в молчании.
* * *
Уровень четырнадцать. Нордейл.
Тремя часами позже.
Знакомое уютное кафе «Лемьер» после «Березок» казалось неоправданно роскошным и дорогим. Все чересчур, все мимо, если людям нужно там мало.
И сидел напротив Мак. Пил уже вторую чашку кофе, а я все никак не могла собраться с мыслями и начать разговор. За окном давно уже не Ленинск с его бурым снегом, а белоснежный чистый Нордейл, а в голове будто связавший два мира воедино платок бабы Лиды – зеленый, с золотой нитью. Один конец здесь, второй там.
– Ты за этим меня позвала?
У Чейзера выходной, но все же вторая чашка кофе в полной тишине непривычно даже для него.
– Для чего?
– Чтобы помолчать?
А я не могла понять, как сказать. Миша действительно на него походил. Чуть-чуть. В конце концов, на том фото он был моложе – мог со временем раздаться в плечах, возмужать. Ведь мог?
Наверное, это все дурацкий план.
– Послушай, – решилась я заговорить наконец, – ты помнишь, что люди в моем мире стареют?
– Помню.
– Так вот, есть старики, у которых не остается родственников. Они тогда живут в домах престарелых, о них вынуждено заботиться государство. К ним никто не приходит и не приезжает, никто не навещает.
– И?
Здесь все было иным. Дрейк «домов престарелых» не создавал – он умудрился выстроить систему, где каждый пожилой гражданин мог получить медицинскую помощь в том объеме, которая бы позволила ему самостоятельно жить и обслуживать себя в собственной квартире. На Уровнях не хаяли «государство», не говорили о ценах на лекарства, потому что они никогда не росли. И не жаловались на детей, которые бросили родителей… Две разные планеты.
– В «Березках» живет баба Лида, которая не дождалась сына с войны. Она уже очень старая, болеет, но все равно его ждет.
Тишина в ответ. Каждые две минуты мололи за барной стойкой зерно; радовали глаз посетителей темно-зеленые выглаженные скатерти. Дорогое дерево, приглушенный свет – все изысканно, дорого, выдержанно.
И прямой настороженный взгляд Чейзера.
– Ее сына зовут Миша.
«При чем здесь я?»
Я бы тоже задала этот вопрос, если бы кто-то долго и муторно пытался родить на свет «умную мысль».
– Он на тебя похож. Очень.
Почти никакой реакции, кроме одного – у Мака совсем чуть-чуть расширились от удивления зрачки. Наверное, я заметила лишь потому, что умела замедляться во времени, ловить мелкие детали, ничего не упускать.
– Она слепая и почти глухая. Она бы…
«…может, не заметила…»
Подмены.
Аллертон молчал так долго, что я всерьез подумала, что надо заказать третью чашку кофе. Я была уверена – он понял, уловил мысль.
И наверное, подумал, что это очень глупый план.
– Я дура, да? – спросила я честно, без обиняков. – Ей просто хочется уйти спокойной, испытать это ощущение напоследок, что он у нее снова есть.
«Что не брошена».
– Глупо, я знаю.
Мак продолжал молчать. А мне не оставалось ничего другого, кроме как мямлить. И оправдывалась я не перед ним, больше перед собой.
– Знаю, такой идиотизм могла выдумать только я. Нечестно. И неправильно. Просто сердце не на месте… Короче, давай забудем, – выдохнула, наконец. Стало еще печальнее и горше – я не могу помочь всем. Наверное, никто не может.
И отвернулась, принялась наблюдать, как ловко и профессионально с ровным выражением лица работает бармен. Спокойный, почти отчужденный.
Сейчас закончится кофе, и мы разойдемся. Некоторые вещи просто приходится принимать такими, какие они есть. Лида будет жить там, мы здесь. Все останется, как было…
– Я схожу, – вдруг послышалось сбоку.
Он смотрел без осуждения. Может, без особенной радости, но и без упрека.
– Только с документами бы надо разобраться, если спросят.
И предупредил.
– И может ведь понять, что это «не я»…
«В смысле, не Миша».
– Но на «нет» и суда нет, – робко обрадовалась я. – Мы просто попробуем.
Чейзер – здоровый накачанный мужик под два метра – откинулся на стул и молча покачал головой.
Да-да, точно так бы сделал Дрейк, которому я вечно ношу то бездомных котов, то еще кого-нибудь на «починку».
Зато интерьер сразу сделался радостнее. И настроение тоже.
* * *
Эра.
Вечер.
(Taylor Swift – Beautiful Ghosts)
Наверное, всему виной елочные игрушки, за которыми я отправилась в торговый центр. Потому что, если бы не они, не свернула бы я случайно в отдел «Все для сада» и не накупила бы декоративных витых стоек под цветочные горшки. И еще кучу растений, одно подвесное кресло и мягкую банкету.
Все это грузчики занесли в комнату «с порталом», не заметив куска колышущегося пространства у стены, а после я почти два часа расставляла по местам цветы, настраивала климат-контроль, заполняла резервуары для автоматического полива. И конечно, каждую секунду проводимого в этом помещении времени я всеми клетками собственного тела чувствовала ее – дверь к Кайду.