Книга Война ротмистра Тоота - Владимир Свержин

Ротмистр Тоот гладил спину лежащего перед ним упыря, вспоминая давние занятия в школе субалтерн-офицеров.

— Ранение — это тоже подготовка к войне, — продолжал тогда бригадир Дрым. — И если вы, хлюпики, умывшись кровью, встанете и снова броситесь в бой — из вас выйдут настоящие легионеры; нет — ваше место в хозяйственном обозе: «Сейф! Равняйсь! Смирно!»

Верзила Дрым, в своей жизни гордившийся, казалось, лишь своим мужским естеством и службой в Легионе, вышагивал тогда перед строем новобранцев, держа стек зажатым в кожаной перчатке протеза запястья левой руки. Если что и заботило его — невозможность продолжать службу в боевых частях. Через месяц после выпуска Тоота он всё же добился отправки на фронт и, как рассказывали, геройски погиб где-то на побережье в бою с хонтийцами. Мог ли такой, как Дрым, погибнуть не геройски?

Слова первого наставника Тоот запомнил на всю жизнь. Сейчас он ещё чувствовал жуткую слабость, но знал, что способен превозмочь её, потому что нет на свете ничего, что могло бы остановить настоящего легионера. Нет ничего, чего не смог бы добиться легионер.

— Ловко это у тебя получилось, — продолжая беседовать с единственным другом, сказал ротмистр. — Спасибо, что ослушался меня тогда! Подоспей ты на мгновение раньше, я б себя, может, сейчас не чувствовал как мешок с дерьмом, а не подоспей вовсе — нам бы с тобой уже не беседовать. Спасибо тебе, Дрым!

Упырь скосил на говорившего большие внимательные глаза и облизнулся, словно намекая, что спасение спасением, а питонья голова послужила неплохим довеском к бобовой похлёбке.

— Тут видишь, какое дело, — продолжал Тоот. — Меня в столицу отправляют, потом в отпуск. Так что не будет меня. Долго не будет. Ты пойми верно, я тебя не бросаю. С собой бы взял, да только как? С базы тебя не вывезти. Вот если б ты меня по дороге за постами встретил… Да как объяснить тебе? Умел бы ты говорить, — ротмистр махнул рукой, — а то вот на всей базе мало у кого мозгов больше, чем у тебя, а что толку. Ладно, рожа мохнатая, я сюда прикажу сухой паёк положить, дверь запру, так что через ход ты сюда всегда попадёшь. Ты уж подожди меня, а я постараюсь вернуться побыстрее.

Упырь сел, и треугольные уши его поднялись столбиком.

— Идёт кто-то? — насторожился Тоот. Дрым недовольно заурчал и полез под кровать. Тоот поднялся, застегнул верхнюю пуговицу кителя и, опираясь на трость, вышел в кабинет.

— Энц ротмистр! — На пороге образовался дежуривший в канцелярии писарь Варибобу. — К вам старшина сто четырнадцатого отряда Зэф с воспитуемым. Говорит, вы их вызывали.

— Пусть войдут, — усаживаясь за стол, скомандовал Тоот. Коренастый рыжебородый воспитуемый Зэф, старшина их 114-го отряда, в прежние дни числился одним из известнейших столичных психиатров, да вот беда, оказался выродком. Втайне даже от самого себя к этому умнику Тоот испытывал почти дружеское расположение, хотя, уж конечно, какая может быть дружба между выродком и офицером Легиона.

За старшиной в кабинет бесшумно — старый легионерский навык — вошел Нил Кросс.

— Энц ротмистр, — начал Зэф, — воспитуемый Кросс доставлен в ваше распоряжение!

— Вижу, что доставлен, — напуская на лицо деланную суровость, проговорил Тоот. — Воспитуемый Кросс назначен ко мне механиком-водителем. Вот приказ о переводе. Выдать ему паёк на неделю и экипировать как рядового вспомогательного корпуса.

— С белой полосой? — на всякий случай уточнил Зэф.

— Конечно, с белой полосой, он же воспитуемый, — нахмурился ротмистр.

— Прошу извинить, не подумал.

— А следовало, — отрезал командир гарнизона. — Воспитуемый Кросс, выйдите!

Бывший вахмистр не замедлил с выполнением команды.

— Садитесь, Зэф! — то ли приказал, то ли попросил ротмистр. — Я хотел у вас спросить. Так, между прочим.

— Это касается психиатрии?

— Предположим, что нет. Предположим, что я хочу услышать ваше мнение как разумного человека.

— Благодарю за высокое мнение о моих способностях, господин ротмистр!

— Помнишь того горца, которого ты недавно обнаружил в зоне расчистки?

— Так точно!

— Недавно я видел передачу с его ментаграммой. Как по мне — больное воображение. Чудовища похлеще тех, что здесь, у Голубой Змеи, водятся. Но вот какое дело: у всех существ и предметов в его фантазиях двойная тень. Хотелось бы понять, как такое могло случиться?

Зэф поднял глаза в потолок.

— Конечно… — чуть помедлив, начал он, — можно представить себе такое странное раздвоение личности с едва ли не полным наложением ментальной картины. Человек как бы ощущает себя двумя людьми, идущими неподалёку друг от друга. Поэтому он и видит одно и то же, но под другим углом. Возможно, при этом первая картинка подавляет другую. В таком случае одна из теней должна быть слабее.

— Спасибо, Зэф. Вы мне очень помогли! — радуясь, что нашёл объяснение, улыбнулся Тоот.

— Но, честно говоря, — продолжал бывший психиатр, — если бы мне в прежние времена пришлось слышать о ком-либо с таким диагнозом, я бы решил, что он лжец.

— Почему?

— Крайне нетипичный случай. Но это, энц ротмистр, уже вопросы медицинской практики, которых я не имею права касаться.

— Верно. — Тоот начал складывать бумаги на столе в стопку, чтобы не смотреть на старшину. — Но ведь этот горец тоже весьма нетипичный случай.

— Ага, и вам так показалось? — радуясь возможности начать беседу, оживился Зэф. — Об этих горцах, конечно, мало что известно. Но, согласитесь, рисунки, которые он тут демонстрировал, свидетельствуют о высоком развитии того, что называется мелкая моторика.

Тоот поднял на собеседника суровый взгляд.

— Простите, энц ротмистр. Всё понял. Когда-то, ещё в прежние времена, я бывал в музее изобразительного искусства. Там сейчас Галерея Преданности. Так вот, я как раз попал на выставку горских мастеров. Картины очень яркие, но, как бы так сказать, простые. Это вообще свойство малоразвитых народов — игнорирование деталей и любовь к ярким цветовым пятнам. Рисунок же этого Мака Сима как раз, наоборот, очень точен в деталях, и ещё… — Зэф взволнованно поднялся со стула, — этот, с позволения сказать, горец умеет готовить и, по всему видно, хорошо готовит земляные клубни.

— К чему вы ведёте?

— Энц ротмистр, — почти с превосходством в голосе ответил бывший психиатр, — никто по обе стороны Голубой Змеи не станет есть земляные клубни! А уж в горах они и подавно не растут.

— Занятное наблюдение. И кто же, по-вашему, этот, — Тоот ухмыльнулся, — найдёныш?

— Признаться, не могу даже предположить. — Старшина запустил пятерню в огненно-рыжую бороду. — Он не относится ни к одному известному мне народу, что, как бы я посчитал в прежние времена, невозможно. И ещё, у него очень устойчивая психика, хотя в то же время парень явно неадекватен.