Книга По образу и подобию - Ната Чернышева

Алёна пролистала справочник действующих паранорм от «а» до «я», нашла свою генерацию с кратким описанием и именами генетиков-авторов этого проекта, генерацию своей матери. «О-нор прайм» нигде не значился. Эдуарда Норкина работала только в паре с Коневым, а на заре своей карьеры — ещё с Андреем Смеховым, Виталием Симоновым и Линдой Айзенбах. А Олег Ольгердович Ольмезовский с Норкиной работать не мог, она умерла за год до его рождения, в возрасте — тут у Алёны глаза на лоб попросились сами — в возрасте двести сорок одного года. Люди столько не живут!

Даже генномодифицрованные.

Надо будет спросить завтра у Тима, в чём, собственно, дело.

Возня в коридоре — мама пришла. Судя по звукам, не одна.

— Элен, ты дома?

— Да…

И был ужин на троих, вежливый этикет, влюблённые взгляды упавшей за горизонт событий пары, ощущение собственной неприкаянности. Третий — лишний, третий всегда в таких делах лишний, и Алёна поспешила сбежать из гостиной при первой же возможности. Кажется, её отсутствия даже не заметили.

… Алёна долго стояла на веранде, смотрела в тёмное небо. В углу слегка светились в полумраке белые цветы карликовой магнолии; мама принесла деревце в два года назад с какой-то выставки. Оно долго болело, упорно пытаясь засохнуть, но сделать ему этого не дали, и вот теперь на тонких ветках распустились цветы.

Густой сливочный запах лимонной ванилью растекался от них по веранде.

Эх, мама. Уже не забыть её безумный, счастливый взгляд на этого Огнева. На прежних она так не смотрела! Ни на одного из них. Влюбилась. А, может, всегда любила, просто, как они оба выразились, обстоятельства развели. Алёна не умела выразить словами чувства, бушевавшие сейчас в её душе. Но эти чувства совершенно точно тоже были другими, нежели раньше, при виде любого из прежних маминых друзей сердечных.

«Тоже хочу так», — думала девочка, подставляя разгорячённое лицо холодному ночному ветерку. — «Тоже хочу любить по-настоящему… и чтобы меня любили!»

Ковш Большой Медведицы величаво плыл над головой, то ныряя в лёгкие облачка, то вновь показываясь из-за них. Со стороны Нижнего Города поднимался тонкий опрокинутый серпик Луны, следом за Луной шла сверкающая полоса строящегося на орбите «Ковчега».

Тим пропал, и найти его оказалось нереально. По одному имени, Тимофей или Тимоти или просто Тим, информ вываливал аккаунты в таком количестве, что аж зубы ныли при виде списков размером с добрую посадочную петлю. Ни один из них даже близко не походил на странного приятеля с недокументированной паранормой «о-нор прайм». А тех, в которых вместо реального портрета использовались всякие левые картинки вроде лысого черепа, медведя или кровавой розы, нашлось ещё больше, каждый просматривай теперь, что ли? Кстати говоря, ещё не факт, что у Тима вообще есть аккаунт в информе. Есть такие, упёртые. С паранойей в адрес социальных сетей.

Алёна убила весь школьный день на бесплодный поиск, схлопотала выговор от учителя физики, застукавшего её в сети, а на динамической тренировке снова свалилась в воду, получив в качестве бонуса хохот бывшей подружки. На Мальсагову и ухом не повела, та просто перестала существовать. Как отрезало. Ровная серая стена, ни одной эмоции. Пёс с нею, с Мальсаговой, сама дружбу многолетнюю предала, вот пусть и радуется жизни. Отдельно! Не за Алёнкин счёт.

Анонс «Года биоинженерии» в Экспо среди вороха пёстрой рекламы Алёна заметила не сразу. И сообразила не сразу, что там же в числе прочих стоит в расписании программа лектория «Алхимики современного мира» от профессора Ольмезовского! Вот уж кто точно всё объяснит, решила девочка.

Она еле дождалась окончания занятий. Следовало спешить, в этом сезоне лекторий закрывался как раз сегодня, попробуй потом к профессору подойти! Запрётся у себя в лаборатории, можно сказать, почти в параллельной Вселенной, и сиди у него под дверью, жди, когда снизойдёт. Если ещё до той двери допустят. Научные корпуса стояли отдельно, доступ к ним был ограничен, просто так, с улицы, даже рядом не пройдёшь…

Саму лекцию Алёна восприняла уже получше, чем в прошлый раз, хотя вникать в тонкости она не собиралась, не за тем пришла. Однако подобраться к профессору оказалось нереально из-за большого числа желающих задать вопрос, почти всегда идиотский, и получить обстоятельный, терпеливый и очень вежливый ответ. Как у Ольмезовского нервов-то хватало, интересно? Действующий биоинженер-практик, он наверняка тихо сходил с ума, общаясь с посторонними вне стен своей лаборатории.

Да… надо было позже придти, глядишь, народу было бы поменьше. Скрепя сердце, Алёна осталась на следующий цикл. Голову задёрнуло примерно на середине лекции. Во-первых, всё это девочка уже слышала, и оно совершенно свободно в одно ухо влетало, а в другое вылетало из-за низкой общей подготовки по предмету разговора. Во-вторых, вчера, мучаясь бессонницей, прогоняла всю ночь по сети в аэросладж с такими же придурками, пока суточный трафик не высвистела в ноль. Было весело, не вопрос, вот только голова, вспухшая погодными условиями на одиннадцатом уровне, на подушку упала только к половине пятого утра… А в семь — вставать, по расписанию. Иначе на занятия опоздаешь, и за опоздание нахлобучат школьный двор зубной щёткой мести, без разницы, что его до тебя такие же неудачники ещё вчера вычистили.

В ушах сладко зашумело, и голова сама поникла на руки. Вырубилась. В школе ещё как-то держалась, а здесь — срубило подчистую. Девочка вздрогнула, вскинула голову. Ей показалось, будто прошёл всего один миг, и никто ничего не заметил. Но мир вокруг разительно изменился: вместо светлого дня стояла ночь, даже, смело можно сказать, изрядная полночь. В лектории никого не было, и стояла та самая тишина, которая всегда возникает там, откуда ушли люди: в опустевших классах, на набережных или на лекционных площадках. Свежий ветер тянул сладковатые запахи ночных фиалок, шалфея, влажной, примятой травы.

— Простите, но я вынужден вас побеспокоить, — сказал профессор Ольмезовский. — Уже поздно, мне пора уходить.

Когда он подошёл? Алёна с ожесточением потёрла щёки. Сказала виновато:

— Это вы меня простите. Я тут что-то…

— Не извиняйтесь, — мирно сказал он. — Если студент спит, значит, есть причина. Но вы ведь пришли ко мне не на лекцию, верно?

Он подвинул ближайшую лавочку, присел напротив, поставил локти на столик и положил подбородок на сцепленные пальцы. Под внимательным взглядом его серых глаз Алёна совсем стушевалась. Вежливый… на вы обращается… настолько было непривычно слышать в свой адрес от взрослого человека, учёного с мировым именем, это доброжелательное «вы»…

— Не бойтесь, — мягко сказал профессор. — Я не читаю ваших мыслей, это — запрещено без согласия.

— Я не боюсь, — ответила Алёна, вспомнив запоздало, что вообще-то общается с телепатом высшего ранга. — Я знаю. Я…

— О чём вы хотели спросить?

— О паранорме «о-нор прайм», — сказала Алёна. — Что это такое?

Брови Ольмезовского поднялись вверх. Он расцепил пальцы, тронул подбородок. Спросил: