Книга Наполеон. Заговоры и покушения - Сергей Нечаев

Камердинер Наполеона Констан Вери в своих «Мемуарах…» потом написал:

«Госпожа Бонапарт совсем не пострадала, но она испытала сильнейший испуг. Гортензия была легко ранена в лицо осколком оконного стекла, а госпожа Каролина Мюрат, бывшая на последних месяцах беременности, так напугана, что пришлось ее везти обратно в Тюильри».

— Это против Бонапарта! — закричала Жозефина. Чтобы успокоить парализованных страхом женщин, Дюрок выскочил из кареты, а потом объявил, что произошел несчастный случай в одной из оружейных мастерских на соседней улице Ришельё, но первый консул и сопровождавшие его не пострадали.

На самом деле, это был не несчастный случай. Все пространство между двумя каретами было залито кровью и завалено телами убитых и раненых. О силе взрыва — а это явно был результат действия «адской машины» — красноречиво свидетельствовало и то, что, как потом выяснилось, было повреждено более сорока расположенных вблизи домов.

Все тот же камердинер Констан Вери вспоминает:

«Все оконные стекла в Тюильри были разбиты, и многие соседние дома разрушены. Сильно пострадали все дома на улице Сен-Никез и даже дома на улицах, примыкавших к ней».

Также выяснилось, что при взрыве погибло 22 человека (12 охранников из консульской гвардии и 10 случайных прохожих) и было ранено еще около шестидесяти. Карета Наполеона оказалась наполовину разбита. Сам он лишь чудом не был убит или жестоко искалечен.

Грохот от «адской машины» был настолько силен, что его услышали даже в стенах «Комеди Франсез», где произошел курьезный случай. Один из актеров театра Арман д'Айи, с успехом дебютировавший в 1800 году, высказал предположение, что это салют в честь очередной победы французского оружия над врагами республики. По его настоянию о «радостном событии» было объявлено собравшейся в зале публике. Когда выяснилось, в чем дело, незадачливый патриот был арестован, посажен в тюрьму и лишь с немалым трудом сумел доказать свою невиновность.

Жермена де Сталь потом вспоминала:

«Вечером я беседовала с друзьями; внезапно раздался страшный шум, однако мы решили, что это стреляют на учениях, и спокойно продолжили разговор. Спустя несколько часов мы узнали, что на первого консула было совершено покушение, и он едва не погиб от взрыва на пути в Оперу».

— Нас хотели взорвать! — кричал в это время на заваленной обломками и окровавленными телами улице Сен-Никез первый консул.

Ланн и Бессьер настаивали на том, чтобы возвратиться во дворец Тюильри.

— Нет, — твердо сказал Наполеон, — мы едем в Оперу!

* * *

Наполеон вошел в свою ложу с виду совершенно спокойный, так что публика в театре только через некоторое время узнала о происшедшем. Когда же в зале прошел слух о взрыве, публика устроила Бонапарту бурную овацию. Тот сдержанно поклонился. Лицо его было бледным, а губы чуть заметно дрожали.

Но он недолго демонстрировал спокойствие. Показав перед публикой в течение нескольких минут, что никакая опасность не способна сбить его с намеченного пути, Наполеон поспешил в Тюильри, где уже собрались все значительные лица той эпохи, чтобы узнать, что случилось и чем все это кончится.

Стефан Цвейг по этому поводу пишет:

«С равнодушным, непроницаемым видом внемлет он нежным мелодиям старика Гайдна и с притворным спокойствием благодарит за шумные приветствия, в то время как сидящая рядом с ним Жозефина дрожит от нервного потрясения и не может скрыть слез. Но то, что это хладнокровие было лишь искусно разыгранной комедией, почувствовали все министры и государственные советники, как только он вернулся из Оперы в Тюильри».

Едва войдя в комнату, где находились собравшиеся, Бонапарт расслабился и отдался на волю всей горячности своего характера. Громким голосом он закричал:

— Полюбуйтесь, вот дела якобинцев! Эти мерзавцы хотели меня убить! В этом заговоре нет ни дворян, ни шуанов[5], ни духовенства! Я стреляный воробей, и меня не обмануть. Заговорщики — это просто бездельники, которые вечно бунтуют против всякого правительства. Если уж их нельзя усмирить, то надо их раздавить. Надо очистить Францию от этой негодной дряни. Им не должно быть никакой пощады!

Позже, немного успокоившись, он сказал жене:

— Тебе, дорогая, здорово повезло. Они метили в меня, но вполне могли попасть в тебя.

Жозефина и Гортензия рыдали.

— Разве это жизнь? — воскликнула сквозь слезы Жозефина. — На сей раз твоим врагам не повезло, но в следующий раз счастье может им улыбнуться. Теперь только и будешь делать, что постоянно бояться убийц.

— Надо будет устроить головомойку министру полиции Фуше, — подумав, сказал Наполеон.

— На твоем месте я не имела бы дел с этим человеком. Я его боюсь.

— Что ты хочешь? Могу ли я сейчас обойтись без него? Он такой ловкач: я из этого всегда смогу извлечь выгоду… И потом, будь спокойна, моя дорогая, это дело позволит мне пойти дальше. Они еще не знают…

И действительно, через четыре года Наполеон уже был императором всех французов.

* * *

Начавшееся немедленно следствие на первых порах ничего не выяснило, и никто не был арестован на месте взрыва. Наполеон, как мы уже знаем, был убежден, что и на этот раз покушение было организовано якобинцами.

Историки Эрнест Лависс и Альфред Рамбо констатируют:

«Он приписал это преступление якобинцам, то есть тем республиканцам, которые остались верны республике. Прошло то время, когда он распинался перед ними, добиваясь их расположения, чтобы обеспечить успех плебисцита. Он ненавидел и боялся их больше какой-либо другой партии. Крики "вне закона", которыми они его преследовали в день 19 брюмера, все еще звучали в его ушах. Он поспешил воспользоваться удобным случаем, чтобы избавиться от некоторых из них и запугать остальных».