Книга Свидание у Средиземного моря - Ксения Беленкова

– Шабат начинается в пятницу вечером, – добавила Лиля, когда ее отец на миг замолчал. – И нам надо успеть все приготовить к сроку. Когда соседи придут?

– Илья обещал к зажиганию свечей быть, – сказал Мишка.

– Илья? – переспросила Аня.

– Да, к нам в этот шабат присоединятся Илюша с мамой, – тетя Маша наконец управилась с курицей. – Так, мы почти закончили. Лева, можешь приступать к приготовлению чолнта.

И дядя Лева занялся каким-то невероятным колдовством. Он замачивал кусочки мяса в меду, нарезал картошку и другие овощи, купал фасоль в пиве – Аня не могла оторвать глаз от этой магической процедуры. Тетя уже накрывала на стол в гостиной, но Аня все следила и следила за тем, как стряпает дядя.

– А что это будет? – спросила она.

– Чолнт – это наша традиционная еда в шабат, – рассказывал он. – Выйдет вкуснейшее жаркое или суп, называй, как хочешь. Сегодня вечером я поставлю его томиться на маленький огонь, и к завтрашнему дню лакомство выйдет – пальчики оближешь!

– А что ты туда кладешь? – Аня не успевала следить за тем, какие приправы кидает дядя в кастрюлю.

– Сейчас я тебе одну историю расскажу, – подмигнул он. – Она как раз о приготовлении чолнта.

Дядины щеки раскраснелись, на лбу выступили капельки пота, но вид у него был совершенно довольный. Рассказывать байки он любил всегда, Аня помнила это с детства. Вот и сейчас дядя, кажется, был готов достать из своего неиссякаемого запаса какую-то занимательную историю.

– Я вычитал эту штуку в Талмуде, – начал он. – Будто один римский император повадился ходить к раби Йегуде – еврейскому лидеру того времени. И вот они вдвоем многие часы проводили над Священным писанием, изучали и обсуждали Тору. Как-то раз император пришел к Йегуде в шабат и был восхищен чолнтом, которым угощал его раби. Он попросил рецепт блюда. Йегуда рецепт дал, но предупредил, что точно такого же вкуса император все равно не добьется, так как в чолнт входит один компонент, доступный только евреям. Император вернулся во дворец и велел лучшим поварам приготовить чолнт по рецепту раби Йегуды. Но как они ни старались, нужного вкуса не выходило…

– Так что это был за компонент, который есть только у евреев? – не выдержала Аня.

– Вот! – усмехнулся дядя. – Император тоже пришел к Йегуде с этим вопросом. И раби ответил ему: «Он называется шабат!»

Теперь дядя Лева отошел от плиты и внимательно посмотрел на племянницу.

– Сегодня будет твой первый в жизни шабат, – сказал он. – И ты сама поймешь, что в этот день у каждого блюда есть своя неповторимая «приправа»…

Еще до захода солнца пришел Илья со своей мамой. Это оказалась очень славная женщина: нежная и пышная, точно безе. Волосы у нее были светлые, волнистые, будто взбитые венчиком. И лишь блеск карих глаз да черные корешки на проборе пышной прически говорили о том, что это безе, вероятно, прячет в себе горький шоколад. Она здоровалась со всеми тихим высоким голосом, а когда очередь дошла до Ани, почему-то погладила ее по щеке.

– Алла, – представилась она. – Очень рада с тобой познакомиться, Анюта.

– Где же отец семейства? – спросил дядя Лева.

И тетя Маша зыркнула на мужа так, что, кажется, даже кипа затряслась на нем от страха. Дядя Лева уже понял свою оплошность.

– Он не смог, – еще тише ответила Алла.

– У Ильи папа атеист, – прошептала Мира. – Он против всех этих обрядов.

– А что в них плохого? – так же шепотом спросила Аня.

– Ничего, – пожала плечами Мира. – Может, он просто боится, что ему понравится?..

Они переглянулись и захихикали.

– Шабат, шалом! – пробасил все еще смущенный дядя, приглашая гостей к столу.

– Это он приветствует субботу, – пояснила Лиля.

– Я поняла, – кивала Аня.

Похоже, такими темпами она скоро выучит иврит.

Все сели за стол, и Аня увидела, как за окном сгущаются сумерки. В комнате тоже становилось все темнее, будто тайна ложилась на них сверху. И тут тетя Маша зажгла свечи. Она что-то говорила, а под ее пальцами загорались огни: живые, теплые, яркие. Все, как завороженные, смотрели на них – не потухнет ли свеча, займется ли уверенным пламенем. Это было очень трепетно и одновременно торжественно. На дом спускалась священная суббота. Наступил шабат. Аня взглянула на стол. Пышные плетеные халы лежали на широких блюдах, от них шел аромат домашнего хлеба. Рядом в глиняной миске стоял зеленый салат. Теперь Аня знала, что здесь его называют «Хай», а состоит он из свежих овощей: помидоров, огурцов и хасы – листового салата. Тетина тушеная курица была приправлена кускусом. Аня и не знала, что из манной муки можно сделать такой необыкновенный гарнир с кабачком и тыквой. Стояла здесь и лоханка с хумусом, по виду он напоминал густую горчицу, но в основе этого соуса, как оказалось, был горох. А по вкусу он немного походил на мягкий сыр, и его можно было запросто мазать на хлеб. Ну и, конечно, не обошлось без «Оливье» – «Тапухей Адама», как говорили здесь. И Аня почувствовала наступление праздника! Тетя Маша поставила свечи на стол, и пламя осветило комнату, озарило лица собравшихся. Вокруг будто бы потеплело: было в этом свечении что-то хрупкое, живое, настоящее. А тетя Маша говорила над пламенем какие-то слова, но Аня их не слышала. Лишь вдыхала запах опаленного фитиля и тающего воска. И вдруг заметила, как внимательно смотрит на нее Илья. Щеки Ани почему-то загорелись, и ей даже почудилось, будто в комнате из-за этого стало в два раза светлее. Кажется, спасти могла только еда – набить поскорее рот, отвлечься. Аня потянулась к тарелке.

– Стой! – прошептала Мира. – Сейчас папа прочтет кидуш.

– Зачем в душ? – не расслышала Аня.

– Кидуш – это молитва, – прыснул с другой стороны Мишка. – Глупая…

После таких слов Ане уже было из-за чего краснеть, скрывая истинную причину смущения. А дядя Лева между тем что-то говорил над бокалом вина. А потом молитва была прочитана и над плетеными булками.

– Теперь можно, – толкнула Аню в бок Мира. – Еда благословлена. Накладываем!

И вот любимый «Оливье» вырос на тарелке увесистой горкой, Аня засунула салат в рот. И заметила странную штуку. Кажется, только теперь она поняла дядину притчу. Приготовленный буквально ее руками «Оливье», где она можно сказать в лицо знала каждую картофелину, был совершенно иного вкуса. Что-то неуловимое, непонятное – салат хотелось как следует распробовать и разгадать его загадку. Но никак не выходило. Неужели шабат и правда обладал какой-то своей магией, способной менять вкус приготовленных блюд? Или же сейчас, среди свечей, все казалось немножко волшебным и у Ани просто разыгралась фантазия? Возникло ощущение, словно она не просто ест, чтобы набить желудок, а насыщает что-то большее. Но описать это словами никак не получалось. Какое-то время над столом висела тишина, но совсем недолго. Сейчас Аня даже почти забыла об исчезновении Цимеса, все это осталось где-то в другой жизни: среди суетного быта, страстей, забот. И почему-то ей все время очень хотелось взглянуть на Илью: вроде обычный парень, но было в нем что-то притягательное. Возможно, открытая улыбка, низкий смех, который так и звучал сейчас у Ани в ушах. Или же ей интересно было посмотреть, пляшут ли все так же в его черных глазах рыжие отблески свечей – яркие, озорные, обжигающие.