Книга Московские Сторожевые - Лариса Романовская

Заминочка произошла, когда дама-распорядительница к Гуньке обратилась:

— Согласны ли вы, Павел Сергеевич, вступить в брак?

Гунька, может, и не согласный, да он ответить не может.

Не полагается помощникам при чужих разговаривать. Только при мастере или том, кто его замещает. А мы с Жекой, тоже две умные, про это забыли совсем.

— Гунь, ты кивай давай, что ли? — шиплю я.

Гунька головой вертит, ищет Жеку глазами. А она на мобильник нас снимает, ей вроде как некогда. Семен в пол смотрит, а не на жену, как хорошему Спутнику в такую трогательную минуту полагается. Распорядительница нервничает, музыканты уже смычки на изготовку взяли, чтобы «Если б не было тебя» заиграть. Такая торжественная минута, а мы так обделались…

— Жека! — верещу я. — Женечка! Видишь, Паше моему плохо, давай валидол…

— Вы только не волнуйтесь, вам нельзя, у вас возраст, — командует распорядительница. Насмотрелась на своей работе всякого, ничем ее не удивить.

Тут до Евдокии дошло. Отцепилась от телефона, к нам подскочила, Гуньке какую-то дрянь в рот сует, леденец от кашля, что ли. И шепчет еле слышно:

— Гуня, голос!

— Да, согласен! Согласен-согласен! — хрипит Гунька. И кашляет даже.

Это хорошо, что он молчал столько часов, — голос-то мы ему состарить забыли.

4

Провожать меня в новую жизнь Жека решила в «Марселе». Хорошее заведение, не очень дорогое и от дома Старого недалеко. А главное — закрывается в одиннадцать вечера. К полуночи там никого, кроме нас, не останется.

Сперва мы в этот «Марсель» сразу после ЗАГСа зарулили. Покормили Семкину девочку салатом и шашлыком, сами что-то поклевали, похихикали немножко. Я даже Гуньку потискала, пользуясь статусом законной жены. Он не сопротивлялся, но и особого удовольствия тоже не испытал.

К концу шашлыка Семен со своей красавицей откланялись, десерта дожидаться не стали. Нам же легче: Жека и без того в сегодняшнюю гулянку решила вложиться по полной. Не каждый день свадьбу без мирских играем. Если совсем по-честному — то вообще никогда у нас такого не было. Ну нельзя колдуну с ведьмой вместе… Впрочем, это я уже говорила.

Хозяин «Марселя» — а может, администратор, я не поняла — Жеку видел явно не первый раз. И просьбе почти не удивился: не иначе моя дорогая Евдокия часто в этом заведении гулянки устраивает. И ведь ни слова мне не сказала, не позвонила, не позвала. Вот ведь как есть крыса, крысее некуда!

— Женечка, ну вы же понимаете, что со своим спиртным… — мнется наш «марселец». Симпатичный мужик, кстати. Скуластый, глаза с крепким прищуром. Не то татарин, не то калмык… Жека на таких не сильно западала, а вот они на нее — пышнокудрую и пышнобедрую — очень даже посматривали.

— Артем, вы же меня знаете, — хохочет эта зараза и подмигивает нам. Проверяет — Гунька уже ревнует или ей еще пококетничать? И торгуется при этом. Договорились, что семь бутылок мы в «Марселе» заказываем, а остальное — на наше усмотрение. Может, нас десять человек соберется, а может, и сорок пять. С Евдокии станется всех созвать, у кого сегодня ночью дел не много. И Смотровых, и Спутников, и Отладчиков (из тех, кто посвободнее). Чувствую, влетит это все в копеечку — мы ж всем гуртом по мирскому поводу давно-давно не собирались. Последний раз так гуляли, когда Жека омолодилась. Но тогда время чуток другое было, да и я сама от силы лет на сорок выглядела. И Сеня был при мне — он свою тогдашнюю жену уже похоронил, а проблемы всей родни на нем еще висели. Хорошо было.

— Ну что, договорились? — И Жека в сумку полезла, за задатком.

— Договорились. Только вот… Там в кухне, где горячее поставим, на стене иконы висят. Хотите, сниму?

— Да зачем? — изумляется Жека, забыв расхохотаться. А я жареной луковкой давлюсь: нет, ну понятно, что кое-кто из мирских про нас догадывается, а кое-кто и откровенно знает. Но чтобы человек в открытую считал, что у нас тут шабаш будет? Ну, Евдокия, ну, безголовая… Зачем же она подставляется-то так? Новой войны захотела или новых контрибуций? Ты уж тогда, Жека, давай прямо на глазах у этого Артемчика в крысу перекинься. Он, правда, не о колдовстве будет думать, а о санинспекции… — Нет, Артем, спасибо за предложение. Нам такого не нужно, — щебечет Жека. И насчет официанток договаривается. Мы, конечно, кабак разносить не будем, но все-таки… Даже за караоке заранее заплатила и за ущерб деньги внесла. Знала, что тарелки со стаканами у нас летать будут. А вот Доркину кошку не учла. Ее бы никто не учел, но у Доры жизнь без сюрпризов не бывает.

Дора нас прямо у подъезда дожидалась. Не виделись мы с ней порядочно, а не общались нормально — еще со времен Доркиной прошлой молодости. Пока она в начале девяностых со своим очередным тогдашним Йосиком не эмигрировала в Израиль, мы дружили, по мудрому Жекиному определению, «до смерти и взасос». Я те Доркины проводы до сих пор с дрожью вспоминаю — казалось ведь, что навсегда расстаемся, ни в одной жизни больше не увидимся. Но ничего, обошлось. Лет десять назад Дора приезжала, свою Шимку к жениху в киевском питомнике сватала. Как мы тогда встречались и о чем говорили, я в упор не помню, а вот в Шимку, трехцветную крылатку, на всю жизнь влюбилась. Я очень хотела крылатого котенка завести, но не получалось, у меня тогда мирской муж дома жил, пришлось бы объяснять… Взяла Софико, бедную мою девочку.

— Ну вот, здрасьте-пожалуйста. Я стою тут, как идиотка, их жду, а они…

— Дорка, а позвонить не судьба была? — отбивается Жека, уже продегустировавшая в «Марселе» покупаемый коньяк. — Набрала бы номер, посидела бы с нами, и вся любовь. Ну, До-о-ора?

— Как позвонить? Куда позвонить? Ты мне свой номер оставила? Я тебе сто тридцать лет Дора, не нукай, не запрягла еще…

Ну не сто тридцать, а сто пятьдесят, а остальное правда: Дора себе при обновлении имя не меняла никогда. Вроде как оно у нее счастливое. Я, правда, подозреваю, что дело в другом: Дорка всегда и все путает, кроме кошачьих кличек. С нее станется новое имя забыть.

— И вот мы тут стоим, Цирля мерзнет, а ей нельзя, ты же понимаешь, что у нее скоро котята…

— Все я понимаю, подожди! Гунька, неси вещи! — командует Жека нашему все еще состаренному помощнику.

— Так это у тебя Гунечка такой? А я думала, он помоложе, — изумляется Дорка, снимая со своих чемоданов кошачью переноску. И только теперь начинает обниматься со мной. Я Дорку, конечно, рада видеть, но кошка… Это не кошка, это мечта и научная фантастика! Переливчатая, дымчатая, с огненными глазами, шерсть густая, не темнозеленая, как крылаткам полагается, а черная в прозелень, словно сухая акварельная краска. И кисточки на ушах даже сквозь сетчатую боковину сумки разглядеть можно.

— Дора, а она летает у тебя? Я на размах крыла поглядеть хочу…

— «Летает»? Ха! Вы поглядите на нее. Цирленьке рожать со дня на день, она выше люстры не поднимается! — грохочет Дора, входя в подъезд с переноской. — Дуня! Ты купила красное вино? Кардамон я взяла с собой, у вас тут все равно такого нет… Бутылку сухого красного, я же тебя просила!