Книга Остров ее любви - Мэхелия Айзекс

Сидни проглотила комок в горле.

— На что ты намекаешь?

— Ни на что я не намекаю, Сидни, просто пытаюсь сказать: нельзя винить в случившемся одну только Лору. Если бы она не встретила моего отца, был бы кто-нибудь другой, неужели ты этого не понимаешь? Ей нужны были сочувствие и любовь!

— Она казалась достаточно счастливой, пока не приехала сюда.

— Ты просто была тогда слишком юной и ничего не замечала. Но теперь… — Джоханна покачала головой. — Сидни, я хочу, чтобы ты знала: твоя мать не была такой дурной женщиной, какой старался представить ее твой отец. Она чувствовала себя одинокой, вот и все.

— И твой отец воспользовался этим! — с горечью воскликнула Сидни. — Нет, Джоханна, мы никогда с тобой здесь не поймем друг друга. Давай лучше сменим тему.

— Как хочешь.

Джоханна разочарованно пожала плечами, и Сидни пожалела о том, что отказалась говорить о своей работе. Что бы Джоханна ни думала о ее взаимоотношениях с Грегом, эта тема была безопасной.

— Кстати, — заметила она, — Айви сказал, что ты теперь управляешься с отелем практически одна. Насколько я его поняла, твой отец отошел от дел?

— О Боже! — Джоханна глубоко вздохнула и нервно стиснула руки. — Значит, Айви не сказал тебе? Ну конечно, как он мог сказать, когда сам всего не знает…

— О чем сказать?

— О том, что его дед серьезно болен.

— Нет. — Сидни облизала внезапно пересохшие губы. — Мне… мне очень жаль.

— Действительно? — Сидни показалось, что в голосе Джоханны прозвучали ироничные, даже язвительные нотки. — А впрочем, может быть, ты и вправду так думаешь. Надеюсь на это — хотя бы ради него…

— Джоханна! — Сидни вцепилась в ручки кресла. — В чем дело? Что случилось? Почему ты на меня так смотришь?

— Он умирает, Сидни, — ответила Джоханна почти спокойно. — Именно потому я и позвонила тебе. Слишком долго я несла эту ношу одна, и мне… мне нужен был кто-нибудь, с кем я могла бы посоветоваться, разделить свою боль.

— Но Айви…

— Он знает, что дед болен, но и только. Я просто не могу рассказать ему правду. Они с дедом так близки. Не представляю себе, как он это переживет.

— О, Джоханна! — Сидни вскочила и не задумываясь, как отреагирует на это сестра, обняла ее. — Ради Бога, извини меня. И если я что-нибудь смогу сделать, тебе стоит только сказать…

Неудивительно, что мне не спится, думала сейчас Сидни. Она отбросила покрывало, спустила ноги с кровати и, подойдя к застекленной двери, вышла на балкон. Несмотря на столь ранний час, было тепло, даже немного душно; над горизонтом нависали оставшиеся после прошедшего ночью дождя облака.

Облокотившись на металлические перила, Сидни любовалась открывшимся перед ней знакомым видом. Сразу за ухоженным садом отеля начинался белоснежный пляж, который узкой косой выдавался в совершенно седой от пены океан. По пляжу сновали чайки, мусорщики моря, вдали виднелись затянутые дымкой горы. Все вокруг было удивительно красиво — настоящий тропический рай…

Но так ли это? Помнится, ее отец говорил, что и тут где-то прячется свой змей-искуситель. И надо сказать, для него этот чудесный, райский остров превратился в настоящий ад. Сидни знала, что отец не одобрил бы ее поездку сюда, расценив это как жест примирения с врагом. Как бы ни был сейчас болен Норман Паркер, это не извиняет его поведения в прошлом…

Однако Сидни не была мстительна по натуре и, хотя не слишком радовалась перспективе встречи с мужем матери, не испытывала к нему ненависти. В конце концов, до разрыва между родителями она относилась к деду Айви почти как к родственнику. В те дни он был очень добр к ней, хотя отец впоследствии уверял, что Норман просто использовал ее как средство для сближения с Лорой.

Как бы то ни было, когда-то Сидни ожидала каникул в Монтего-Бей с большим нетерпением. Все девочки в школе завидовали этим ежегодным путешествиям. Ее даже не очень огорчало, что отец не всегда мог сопровождать их, хотя позднее Сидни поняла: роман матери с Норманом начался именно в один из таких приездов.

Ей было восемь лет, когда она впервые попала на остров, и пятнадцать, когда родители развелись. Сидни понятия не имела, как долго продолжалась тайная связь матери с Норманом Паркером. Ясно было одно — больше всех в этой истории пострадал отец.

Признаться, ее всегда удивляло, что мать вообще могла найти в таком человеке, как Норман. В отличие от отца, он казался Сидни грубым, толстокожим, малообразованным. Она помнила, как отец смеялся над некоторыми выражениями Нормана, как называл его «карибским плантатором, глухим к голосу Божьему», хотя в то время не понимала, что это означает.

И все-таки, оглядываясь назад, Сидни сознавала, что тогда произошло нечто, выходящее за рамки обыденности. Никто не разрывает двадцатилетний брак из-за ерунды. Но в то время она слишком убежденно защищала отца, чтобы дать матери шанс объясниться…

После развода родителей Сидни не ездила больше на Ямайку. Время от времени она встречалась с матерью, но всегда на нейтральной почве. А через шесть лет после того, как Лора вышла замуж за Нормана, у нее обнаружили лейкемию. И хотя она лечилась в лондонском госпитале и Сидни проводила с ней много времени, ощущение незримого присутствия ее нового мужа не способствовало восстановлению настоящего взаимопонимания между ними.

После смерти матери Сидни ни разу не видела Нормана — только издали на заупокойной службе. Собственное горе и тревога за отца, который очень тяжело переживал смерть бывшей жены, были слишком сильны, чтобы думать о ком-то еще. Потом, после кремации, она узнала, что Норман отвез останки жены в Монтего-Бей, чтобы, согласно ее желанию, развеять пепел над океаном, которому Лора почти по-язычески поклонялась. А на старом городском кладбище, что разместилось на высоком, с плоской вершиной холме, поставили памятник — над пустой могилой, как морякам, не вернувшимся на берег. С него бронзовый бюст Лоры Паркер работы известного бостонского скульптора Джонатана Фокса смотрел на столь любимые ею при жизни морские просторы.

Отец никогда всего этого Паркеру не простил. Марк Дивер считал, что Норман отнял у него последнее — от женщины, которую он так любил, не осталось ничего.

Сам он умер спустя неполный год — при обстоятельствах, которые можно было назвать подозрительными, — оставив Сидни в совершенном одиночестве. В то время она училась на последнем курсе колледжа, но известие о том, что ее отец скончался от передозировки снотворного, которое принимал давно и с действием которого был прекрасно знаком, явилось для нее последним ударом. У нее не укладывалось в голове, как человек, верно служивший Богу, мог впасть в такую депрессию, что лишил себя жизни. Бросив колледж, Сидни сняла домик на побережье и провела несколько недель в полной изоляции.

Однако по прошествии времени одиночество и необходимость зарабатывать на жизнь привели ее обратно в Ноттингем. Однако дом, в котором она родилась, был уже занят другим священником, и Сидни решила перебраться в Лондон. Небольшая сумма, оставленная ей отцом, ушла на то, чтобы снять и обставить крошечную квартирку.