Книга Троица. Охотники на ведьм - Джейсон Свэггер

— Нет.

За два года службы Троице Даймонд многому научился. В крепости ордена жил комендант по имени Георг, который приходился охотникам кем-то вроде наставника. Он тренировал и Даймонда, обучая его уловкам борьбы с врагом, хитростям слежки и добычи информации. Как и все остальные, Даймонд получил немалую часть своих навыков именно от него, но будучи самым прилежным учеником, умудрился переплюнуть самого коменданта во всем, чему тот его обучил. Одним из полученных навыков было умение развязывать людям язык, когда этого требовали обстоятельства. Но стоило Даймонду увидеть тонкую работу палача, как он тут же почувствовал себя новичком, неискушенным в этом сложном и кропотливом деле. Праздник боли начался.

После того как подсудимому было объявлено предупреждение о применении пыток, палач начал свою процедуру устрашения. Он грубо ухватил подсудимого за отворот белой накидки и сорвал ее, а затем усадил нагого барона в то самое кресло для допроса с отверстием в сиденье. Изможденный пленник оказывал вялое сопротивление, но палач и его помощник все же справились с ним и приковали беднягу к креслу, не забыв обвязать его торс цепями, полностью лишив барона возможности двигаться. После этого последовал ритуал приготовления пыточных инструментов палача. Помощник подавал ему один инструмент за другим, пока тот пристально рассматривал их, с хищным оскалом демонстрируя эти орудия своей новоиспеченной жертве. Орсини зажмурился, но увесистая оплеуха заставила его раскрыть глаза и посмотреть на то, что ему предстояло вскоре опробовать собственной плотью. На столике перед ним лежали щипцы, ножницы, иглы, плети и молотки. Помощник палача вдруг принялся растапливать печь, напротив которой стояло кресло подсудимого.

— Врач уже осмотрел его? — заботливо осведомился палач, аккуратно просовывая в челюсть барона кусок толстой веревки из плетеной кожи.

Инквизитор кивнул в знак подтверждения.

— Ты можешь приступать.

Они начали с пальцев ног. Пока инквизитор призывал подсудимого к покаянию и примирению, палач мастерски делал свою работу, выдирая ногти мужчины с помощью щипцов. Барон кричал и плакал, дергался в кресле, отчего стальные шипы глубоко вонзались в его кожу. Он стонал от боли, но это было лишь началом.

Ганс нахмурился и опустил глаза в пол. Даймонд даже приободрил послушника приятельским хлопком по плечу, хотя и не сдержал язвительной усмешки:

— Привыкай, будущий служитель матери страждущих! Подобные зрелища должны стать для тебя обыденностью.

— Пока не стали, — сглотнул Ганс. — Но я готов учиться. Вы ведь тоже не всегда были лучшим охотником ордена.

Что правда, то правда. Даймонд оставил послушника в покое и вновь обратил взор на происходящее в центре камеры. Некоторые из членов трибунала решили отлучиться, чтобы перекусить, пока длилась скучная, давно ставшая для них обыденной процедура пытки, но сам инквизитор не покидал своего поста. Он то садился на трон, то принимался расхаживать по камере, а иногда и вовсе подходил к барону и, обнимая его за голову, призывал не упорствовать в своих греховных взглядах и сдаться на милость Богу.

— Боль в твоем теле ничто в сравнении с твоими душевными муками, сын мой! Ты обрекаешь свою душу на вечное пекло, но твоя боль способна очистить тебя. Сдайся же, примирись с церковью, примирись с Богом! Ради всего святого, что есть в нашем мире!

Вскоре барон остался без ногтей. Его кровь залила пол, слезы ручьем текли по измазанному грязью лицу, теряясь где-то в бороде. После этого палач принялся проделывать ту же процедуру с пальцами рук. Теперь ему понадобилась помощь его подопечного, который держал барону его и так закованные в железные кольца руки и не давал ему дергаться. Левая рука, затем, после недолгой паузы, правая. Что они будут делать дальше? Когда палач взялся за молот с намерением вновь вернуться к ногам жертвы, подсудимый стал терять сознание. Такой поворот явно не понравился инквизитору:

— Лекаря сюда! Приведите его в чувство, так не пойдет! Он еще слишком далек от раскаяния.

Барон Орсини выиграл себе небольшую передышку. Даймонд не мог не восхититься выдержке этого несчастного страдальца, но худшее ждало впереди.

— Они убьют его! — причитал Ганс, — если не ослабят давление, он точно скоро станет трупом, так и не успев признать вину.

— Он станет трупом в любом случае. Инквизитору не нужен живой барон, которого незаконно похитили и подвергли незаконной судебной процедуре, да еще и пыткам. У Якоба не будет доказательств его вины до того самого момента, пока Орсини не даст письменное признание. Только потом его можно будет прикончить без дальнейшего разбирательства и передать это признание в суд властям. Весь этот допрос — обычное представление.

— Чем это грозит его родным?

Даймонд пожал плечами.

— В зависимости от тяжести преступления. Признание барона будет неоспоримым доказательством вины его супруги и дочери в ведовстве, но власти не отправляют за это на костер или плаху, зато легко могут лишить семейство титулов и имущества. Все уже будет зависеть от пристрастности суда. А если принимать во внимание, что целью моего прошлого задания было убийство судьи, бьюсь об заклад, что новый судья, взамен почившему, будет достаточно пристрастен. Казне не помешает доход от конфискации имущества бывшей баронессы, вдруг оказавшейся малефикой и, вдобавок, осужденной за еще какие-нибудь грехи.

Ганс с удивлением посмотрел на Даймонда. Оказалось, что обычный солдат ордена разбирался во всех этих тайных делах не меньше, чем сам инквизитор. До молодого послушника наконец дошел весь смысл происходящего, и это его поразило. Схема была довольно сложна в исполнении, но при успехе, она принесла бы Троице немалый доход. Значит, вот в чем была истинная цель! Деньги. Содержание целого штата священного трибунала, отряда охотников, шпионов, доносчиков, кузнецов, послушников, поваров и прочих служащих обходилось казне ордена в круглую сумму, поэтому способы его обогащения были самыми изощренными. Оставалось только сломать барона. Расколоть его, как лесной орех, затем придумать правдоподобную историю его исчезновения и податься к властям с вполне законными обвинениями и убедительными доказательствами. Именно этим сейчас и занимался инквизитор, прикрываясь высокими речами о Господе и религии.

Молот палача опустился точнехонько на мизинец ноги подсудимого. Барон взвыл от боли, но не потерял сознания. Его разум затуманился, чувства притупились, он смотрел на окружающее через кровавую пелену и просто не понимал, что с ним происходит. Он озирался по сторонам, стараясь разглядеть родные лица жены и детей, но их здесь не было. И только лишь мысль о них заставляла его держаться. Только их образы, которые подпрыгивали в голове с каждым новым ударом молота и с каждой новой сломанной косточкой его пальцев, делали барона сильным и стойким.

— Крепкий чертов сын! — подивился палач, озабоченно покачав головой. — Давненько таких не видывал. Как бы не сдох!

Инквизитор задумчиво жевал губу и теребил рясу, напряженно думая, как же заставить ублюдка запеть под свою дудку.