Книга Часы без циферблата, или Полный ЭНЦЕФАРЕКТ - Ирина Оганова

Пётр сварил крепкого кофе. Немного стало легче – хоть голова заработала. На улице дул пронзительный ветер, казалось, он проникает в каждую клеточку, словно ты нагой, а не в тёплой болгарской дублёнке из овчины, которую Летиция купила у знакомой спекулянтки за приличную переплату. На остановке троллейбуса скопились люди и прятались от ветра за спинами друг друга. Стояли, уткнувшись лицами в платки, шарфы, поднятые воротники, и молча ожидали запоздавший транспорт, боясь произнести хоть одно слово, дабы не окоченеть окончательно.

Рабочий день казался бесконечным и самым длинным в его жизни, чему он был непривычно рад. Все частные приёмы он отменил, дома будет ждать жена, и он обязан не испытывать её терпения. Хотелось представить лицо Лютика или хотя бы её мягкий голос – не получалось. Она вдруг стала далёкой и почти чужой.

Летиция сидела на кухне, перед ней стояла чашка нетронутого чая. Надо было начинать первым. Невольно захотелось солгать, подойти, обнять и развеять все её сомнения. Например, сослаться на день рождение внучки заведующей. Кстати, это было похоже на правду, и Лютик знала, что у той две взрослые замужние дочери, и вполне возможно, что один из его клиентов помог достать по блату такое очаровательное платьице… Потом вдруг тяжело задышал и всё выложил, не скрывая ни одной детали своей гнусной связи. Он говорил, словно обличал себя, не смущаясь, что его слова могут глубоко ранить. Это была наконец-то чистая правда, беспощадная и жёсткая – и по отношению к ней, а главное, по отношению к самому себе. Страшная по своей циничности исповедь! Он отдавал отчёт, что это конец, конец его прежней жизни, и всё летело к чертям, разбивалось, сметалось под натиском его правды. Молча выслушав, ни разу не перебив, она медленно поднялась, крепко придерживаясь одной рукой за стол, боясь потерять равновесие.

– Пётр, я не стану подавать на развод, делить квартиру и предпринимать какие-то действия. Если ты заинтересован получить юридическую свободу, занимайся этим сам. Мне всё равно, – она говорила медленно, спокойно, отчётливо выговаривая каждое слово, словно они говорят на разных языках, и он может что-то не понять.

– Ты… должен… уйти. Куда ты пойдёшь, мне не интересно. Я просто… не хочу… тебя… больше… видеть. Никогда! Ни при каких обстоятельствах. Если я умру… я убедительно прошу тебя… не приходить… на похороны.

На неё больно было смотреть. Хотелось броситься в ноги, стоять на коленях, вымаливать прощение, заверять, клясться, только бы простила и разрешила видеться изредка с дочкой – всё остальное уложится, и он пальцем больше не дотронется до Светланы. Как поведёт себя Света, страшно было представить. Но это были фантазии. Лютик никогда не переступит через свои принципы – слишком достойная, слишком гордая. И почему он не послушал её и был категорически против усыновления? Наверно, она была права, сто раз права, а он испугался. Панически боялся плохой наследственности, и в итоге сам, скорее всего, виноват, что Таня родилась с дефектом… Но он не сожалел ни о чём!

– Разреши мне остаться до утра. Поздно уже! – он с тоской посмотрел в окно и представил, как окажется на улице. Одинокий и никому не нужный старый дурак! – Не могу же я вот так к ночи ввалиться к маме?!

В его голосе звучали нотки страха и отчаяния, и он не владел собой.

– Прошу тебя! Я переночую в кабинете, в гостиной на диване, на полу!.. Где угодно!

Летиция была непреклонна, и её голос дрожал:

– Нет! Сейчас же уходи. Возьми, что надо, и уходи. Остальные вещи я соберу, и ты заберёшь их, когда меня не будет дома. Это моё последнее слово! Надеюсь, когда проснусь, больше не увижу тебя. Я пошла спать, мне рано вставать.

Летиция прошла мимо, словно он стал невидимым гномом, ничтожной букашкой, не заслуживающей никакого внимания, кроме немого презрения. Пётр остался стоять один посреди просторной кухни. Хотелось присесть, выпить рюмку коньяка, прийти в себя. Он больше не имел ни на что прав. Дом, в котором он провёл столько лет, отвергал его, здесь больше ничего не принадлежало ему, он всё добровольно потерял и ни на что не посмеет претендовать – ни на один сантиметр, ни на одну чашку из буфета, всё по праву принадлежит только Летиции, его жене.

Было непонятно, что надо взять в первую очередь, и он в растерянности слонялся по квартире, которая вдруг показалась огромной. Бросил в дорожную сумку бритвенный набор, зубную щётку, нижнее бельё, носки, пару рубах и два белоснежных халата, заботливо отутюженных Лютиком. В кабинете скопилось большое количество книг, каких-то мелочей, привычных и принадлежащих лично ему. Ничего не тронет, пусть всё остаётся на своих местах, как было всегда. Все эти вещи будут причинять боль, а её и так через край, осилить бы.

Ветер не собирался стихать, и было всё так же невыносимо холодно. Такси долго не приходило, и он, отчаявшись, хотел идти к метро, как вдруг увидел машину с шашечками на боку. Она направлялась прямиком к его парадной.

– Куда поедем? – прохрипел осипшим простуженным голосом водитель.

«Действительно… куда? Куда я поеду в такой час? К матери ни в коем случае!»

Он ей всё расскажет, но позже. Только не сейчас! Надо подготовить…

– Так куда едем, товарищ? – опять захрипел водила.

Он поедет к Танечке! Нет, не к Светлане, а именно к дочке: «Хочу увидеть её, пусть она уже и спит… Буду смотреть на неё спящую, думать и думать, как выстраивать свою новую жизнь. Со Светой и с дочкой. Или взять и сорваться к маме и врать Светлане, что ничего в его жизни не изменилось, и он всё так же с Лютиком проживает на канале Грибоедова… Бред какой!»

Светлана с порога поняла, что случилось. Его выгнали из дома… Просто взяли и вышвырнули! Она ликовала, но виду не подала и была сама любезность:

– Есть хочешь? Таня спит, не топай так. По-моему, опять ушки болят! Посмотришь завтра с утра. Заснуть не могла! Дотронешься до левого уха, и реветь начинает. Напасть какая-то, то одно, то другое! Не ребёнок, а болячка сплошная!

Петя с нежностью смотрел на крошечное создание. Танечка спала, свернувшись калачиком, смешно подперев ручкой пухлую щёчку и сложив домиком пухлые губки. Лоб был тёплый, и температуры явно не было. Уже хорошо! Может, и капельками обойдёмся, главное, чтобы горло чистое.

– Пошли на кухню, – Света потянула его за руку. – Вроде соседи утихомирились. Сегодня с одной сцепилась. Мерзкая старуха! Варит какие-то кости! Вонь стоит на весь дом. Сдохла бы уже, что ли, чем такое устраивать!

– Свет, ну что ты такое говоришь?!

– А что? Я-то почему должна страдать?! То не вылезает из норы, по месяцу не видно…

Он не пытался вникнуть, что она несёт, думал о своём. Стало совсем грустно – он скучал по своему дому и в первую очередь по Лютику. Любил ли он её так сильно, как сейчас?! Нет, никогда! Верить в то, что происходит, не хотелось, и настойчиво мнилось, что весь этот кошмар – лишь временное явление и всё должно опять вернуться на свои места. Пугало, что Светлана приняла его без особых расспросов, и, по всей видимости, строила планы на будущее, и лишь интересовалась, что будет с его квартирой и остальным имуществом.