Книга Месяц надежды - Александр Бушковский

Но главное состояло в другом. Рассказав о себе, можно будет ее попросить ответить тем же. Он пока что очень плохо знал Ольгу, но кое-какие житейские наблюдения сделал. Эта девочка точно отплатит откровенностью за откровенность.

Надо же, как прекрасно все складывается! Не нужно искать подходы, намеки пускать, старательно наводить девчонку на рассказ о себе. Откровенность за откровенность, все честно.

Он долил ей вина, наполнил свой бокал до краев и пояснил:

– Я буду прихлебывать по ходу монолога, это способствует. В общем, как говорилось в каком-то мультфильме, а в этой сказке было так. Только это не сказка, а реальность. Я до шести лет с родителями жил в Миусске. Мать была искусствоведом в музее, отец – инженером-строителем, причем очень хорошим. Его в конце концов забрали сюда, в Шантарск, и он года за четыре очень хорошо поднялся, должен был большую стройку под начало получить. Очень даже солидную, связанную с нынешней Турумайской ГЭС. Но тут… ты-то этого не помнишь, но перестройка наша превратилась в шизофрению. Слишком многое обрушилось, Турумайскую ГЭС надолго законсервировали, как и все стройки, имеющие какое-то отношение к ней. Да и многие другие. Теперь строительство уже было чисто специфическое: банки, торговые центры и прочая хрень того же рода. Отцу свезло, один знакомый его воткнул в эту новую систему, уже сплошь и рядом частную. Как я понимаю, ему это было поперек души после прежних строек, но платили там о-го-го, а он должен был кормить меня, мать, сестру старшую. Так что и все эти новоделы исправно строил.

– Ага. А потом и тебя протолкнул в этот бизнес?

– Пальцем в небо, Олечка, – заявил Алексей и усмехнулся ничуть не обидно. – Все было совсем не так. Он меня взял за шиворот и прямо-таки воткнул на инженерно-строительный. Ну, как бы тебе сказать, инерция его прежнего жизненного опыта, менталитета, в общем, всякого такого. Вот мы и пошли втроем, я и еще двое одноклассников, у них отцы были друзьями моего бати, такие же советские строители с тем же менталитетом. Короче, погнали нас трудовую династию продолжать. Только времена уже стояли такие, что… Ты их не помнишь, и это просто прекрасно. Тебе живется легче, специфической памяти за душой, слава богу, нет. В общем, проучились мы два года, и всем троим показалось, что ничего путного из этого не получится. Все рушится, и мы никому с нашими новенькими дипломчиками будем не нужны. Времена стояли такие, самые жуткие вещи в голову лезли. Откуда тебе знать…

Ольга смотрела на него серьезно и пытливо, подперев кулачком щеку.

– Ну, я немножко знаю, – сказала она без улыбки. – Когда дед с отцом пить садились, они многое вспоминали. Хотя я особо и не прислушивалась, но кое-что в памяти осталось.

– Оленька, прости тысячу раз, но это немного не то, – сказал Алексей. – Одно дело – от кого-то слышать, и совсем другое – самому тогда жить. Короче, мы с Максом и Пашкой решили по-другому как-то устраиваться. Ушли из института все втроем. Тут нас сразу радостно загребла родная армия, уже не Советская. Больше всего боялись, что из-за наших двух курсов угодим в стройбат, а это такая засада!.. В двух словах: таскай круглое, катай квадратное и канаву копай ломом. Повезло, однако. Объявился покупатель из погранвойск, и чем-то мы ему приглянулись.

– Покупатель? – Девушка в искреннем удивлении подняла идеально подведенные брови. – Ты что, хочешь сказать, что солдат тогда покупали? Я от деда с отцом всякое слышала, но чтоб такое…

– Да нет. – Он улыбнулся и ей, и далеким воспоминаниям. – Покупатель – это представитель какой-нибудь воинской части, который набирает людей. Вот так мы и стали доблестными погранцами.

– А у меня дедушка был пограничником, – сказала Ольга. – Он даже воевал.

– Нормально. Где, когда?

– В шестьдесят девятом, на Даманском. – Она без малейшей ошибки произнесла название клятого острова. – Я с детства запомнила.

– Живой?

– Ага. Едва-едва за шестьдесят перевалило, но он крепкий, все волосы целы, только седые. Его даже в руку легонько ранило. И орден есть. Красивый такой, с красным флагом, а внизу штыки торчат.

– Орден Красного Знамени, – сказал он со знанием дела. – Его еще все время Боевым зовут, хотя в документах так официально не пишется. Давай прикинем. Если ему сейчас шестьдесят, тогда было девятнадцать. Наверняка не офицер.

– Ну да. Я плохо разбираюсь, но точно знаю, что у офицеров на погонах звездочки. А у него были полоски поперек, две, по-моему.

– Младший сержант. Хлебнули ребятки. Что самое поганое, времена тогда стояли другие. Никто и подумать не мог, что вдруг войнушка грянет.

– А ты где служил?

Алексей усмехнулся и ответил:

– Меня, Олечка, и сравнивать нельзя с твоим героическим дедом. Я на заставе два года по кухне маршировал с поварешкой наперевес. Ага, повар. Не романтично, правда?

– Ну и что? Зато не попал в какую-нибудь дурацкую горячую точку. Я знаю, тогда все и начиналось. А на какой границе?

– На самой веселой, на финской.

– А то я сначала подумала… – Она коснулась указательным пальцем своей левой скулы, в том месте, где у него красовался старый шрам сантиметра в два длиной.

– А, это. Да ерунда, с мотоцикла в шестнадцать лет навернулся. Мы тогда все гоняли как идиоты, двое так шеи и посворачивали. Нет, мне-то, ты права, везло. Тем более что финская граница – такое юморное место. Финики в Питер ездили исключительно затем, чтобы водкой залиться по глотку, да и сейчас катаются.

– Ага. Я два года назад в Питере видела. Ползут на четырех такие питекантропы, даже к девушкам не пристают, потому что им только водки надо.

– Вот именно. До сих пор удивляюсь, как это им в те времена Медного всадника не толкнули. Видимо, исключительно оттого, что им, кроме водки, ни черта и не нужно было. Так что служба у ребят была легкая, но тягомотная. На въезде проверят документы, на выезде, когда они в автобусах лежат штабелями и лыка не вяжут, глянут, насколько удастся, на сходство рож с фотографиями, и все хлопоты. Парни матерились, говорили, что себя обслугой вытрезвителя чувствуют. Рассказал бы я тебе что-нибудь героическое – как мы с верным псом Мухтаром гнали нарушителя, а он, зараза такая, в нас палил сразу из трех бесшумных пистолетов. Только это будет брехня. Была там одна пограничная хохма, пошленькая, но смешная. Рассказать?

– Расскажи.

– А она пошленькая.

– А я девочка уже большая. Расскажи, если смешно.

– А в этой сказке было так. Знаешь, в те времена предпринимателей расплодилось немерено. Куда ни плюнь, обязательно в предпринимателя попадешь. Царь Борька спьяну заорал: «Обогащайтесь!» – ну, народ и начал, кто как умел. Короче, многие сообразили, что довольно выгодно будет перехватывать фиников еще до Питера, сразу при выезде из погранзоны, прямо у трассы устраивать им все тридцать три удовольствия, точнее, только два, а кому и одного-единственного хватало. Финнам так даже удобнее, нет нужды в Питер тащиться. Они же не в Эрмитаж на экскурсию рвались. В одном месте бизнесмены купили бывший пионерский лагерь, творчески его переделали. В половину домов натащили старенькой мебелишки из бывших окрестных столовых, магнитофоны там поставили. Получились рестораны с соответственной наценкой. Финны в наших рублях плохо разбирались, особенно когда второй литр выжрут. Еще половину разгородили на клетушки, поставили там кровати, которых в лагере было несчитано. Получился бордель. Шлюх возили автобусами, а финны туда перли колоннами. По бумагам, как полагается, это и в самом деле была база отдыха. Кто-то нехило получил на карман и за такой документ, и за все прочее.