Книга Эммануэль - Эммануэль Арсан

– Один художник, приятель моего мужа.

– А у тебя есть другие портреты? Их надо тоже держать здесь.Ты ведь здесь занимаешься любовью?

Эммануэль посмотрела на нее. Что же это за существо,которое, глядя таким незамутненным, чистым взглядом, с такой непринужденнойулыбкой, по-дружески, без малейшего смущения задает подобные вопросы? И самоестранное было то, что под этим взглядом Эммануэль чувствовала, что не можетобманывать это существо, что попадает под его власть и готова рассказать самыеинтимные свои секреты. Словно защищаясь, она откинула занавеску:

– Так мы идем?

Мари-Анж слегка улыбнулась, и они прошли на террасу. Там,расположившись под навесом, защищавшим от палящего солнца, взглянув на реку,струящую свои воды совсем рядом, Мари-Анж всплеснула руками:

– Ну и повезло тебе! Во всем Бангкоке нет дома, так хорошорасположенного. Какой отсюда вид и как здесь чудесно!

Девочка замерла, любуясь расстилавшимся перед нею пейзажем.Затем, совершенно естественным жестом, она расстегнула высоко подвязанный пояс,стягивающий ее талию, и бросила его на красное плетеное кресло. Без промедленияона сверкнула молнией пестрой юбки, и та упала к ее ногам. Переступив черезюбку, бросилась в шезлонг и взяла один из журналов, лежавших на столике. На нейбыла только длинная блузка, доходившая до бедер, да узенькие, похожие намужские, плавки-трусы.

– Ой, я так давно не видела французские журналы!

В шезлонге Мари-Анж устроилась быстро. Она вытянулаблагопристойно прижатые друг к дружке ноги и развернула журнал. Эммануэльвздохнула, стараясь прогнать смущающие ее мысли, и расположилась напротивМари-Анж.

– Что это за штука «Совиное масло»? Ничего, если я немногопочитаю?

– Пожалуйста, Мари-Анж.

И та начала чтение, спрятав за журналом свое лицо. Нонеподвижной она оставалась недолго. Вот ее тело начинает вздрагивать, словноначинает резвиться и взбрыкивать молодой жеребенок. Она подняла левую ногу иположила ее на подлокотник кресла. Эммануэль бросила взгляд на выглядывающиеиз-под блузки трусики. Рука Мари-Анж оторвалась от журнала, опустилась вниз,нашла под нейлоном трусиков какую-то точку и замерла там. Затем она сновазадвигалась – трусов уже не было видно. Теперь средний палец был опущен, толькоон касался кожи, а другие пальцы образовали над ним как бы раскрытые надкрылья.Сердце Эммануэль забилось так сильно, что она испугалась, что этот стук услышатв доме. Она облизнула внезапно пересохшие губы.

Мари-Анж продолжала свои забавы. Теперь опустился вниз ибольшой палец, опустился и раздвинул нежную плоть. Остановился, словнозадумался и, помедлив немного, стал описывать круги, дрожа еле уловимой дрожью.Невольный стон вырвался из губ Эммануэль. Мари-Анж опустила журнал иулыбнулась.

– А ты разве не ласкаешь себя? – Голова ее лежала на плече,в глазах светился огонек. – А я всегда это делаю, когда читаю.

Эммануэль только кивнула головой, слов у нее не было.Мари-Анж отложила журнал, положила руки на бедра и одним рывком сдернула с себятрусики. Она поболтала в воздухе ногами, чтобы окончательно освободиться отэтой части туалета. Затем она расслабилась, закрыла глаза и двумя пальцамираздвинула розовое влажное отверстие.

– А-а, хорошо. Вот как раз в этом месте. Ты согласна сомной?

Эммануэль не могла отвечать, и Мари-Анж продолжала тономнепринужденной светской беседы:

– Я люблю это делать долго. Потому что я никогда не трогаювысоко. Самое лучшее – просто делать туда-сюда в дырочке.

И она продемонстрировала этот способ. Через несколько минутее поясница выгнулась дугой, и Эммануэль услышала стон, похожий на жалобу:

– О, я не могу больше удержаться…

Палец трепетал, как стрекоза над цветком. Стон превратился вкрик. Бедра раскрылись и снова сжались, не выпуская руку из своих тисков. Онакричала долго и громко и, наконец, затихла, еле переводя дыхание, открылаглаза:

– Это в самом деле очень хорошо, – прошептала она.

И снова, наклонив голову, она начала медленно, осторожновводить внутрь себя средний палец. Эммануэль кусала губы. Когда палец скрылся вглубине, Мари-Анж снова раздала протяжный стон. И вот она уже другая – онапросто лучится здоровьем, удовлетворенностью, сознанием выполненного долга.Поласкай и ты себя, – деловито предлагает она Эммануэль.

Эммануэль колеблется, но колеблется недолго. Она встает ирасстегивает шорты. Они падают на пол, Эммануэль вытягивается в кресле, аМари-Анж располагается рядом, на мягком плюшевом пуфе. Обе теперь одетысовершенно одинаково: прикрыт только бюст. Мари-Анж почти касается губами щелисвоей подруги:

– А как ты это делаешь?

– Как все, – отвечает Эммануэль, думая о легком дыханиидевочки, коснувшемся ее бедер. Если бы она положила на бедра руку, эторазрядило бы напряжение, и Эммануэль не так бы стеснялась, может быть. НоМари-Анж не прикоснулась к ней. Она сказала только:

– Дай мне посмотреть.

Мастурбация была для Эммануэль всегдашней помощью иуспокоением. Это был самый надежный способ отъединится от мира, в эти минутысловно непроницаемый занавес опускался на нее, и по мере того, как ее пальцыделали свое дело, спокойствие нирваны воцарялось в ней. На этот раз она несобиралась оттягивать наслаждение. Ей хотелось поскорее найти знакомую страну иупасть на родную почву в сладком обмороке оргазма. Она очнулась и услышалановый вопрос Мари-Анж:

– А кто тебя научил этому?

– Я сама. Просто мои пальцы открыли, что они могут делать, –усмехнулась Эммануэль. Как всегда в такие минуты, настроение у нее былоотличное.

– И ты умела это делать уже в тринадцать лет? – недоверчивоосведомилась Мари-Анж.

– О, гораздо раньше! А ты?

– А где тебе приятней всего ласкать? В каком месте?

– О, во многих! И везде, знаешь, ощущения разные: и вверху,и посередине, и совсем внизу. А разве с тобой не то же самое происходит?

Опять Мари-Анж уклонилась от ответа. Она сказала:

– А играешь ты только с клитором?

– Нет, что ты! Ведь самая маленькая дырочка, уретра, тожеочень чувствительна. Я кончаю, как только прикоснусь к ней.

– А еще что ты делаешь?

– Ну, я люблю ласкать и губы и проникать за них туда, гдесамое мокрое место…

– Пальцами?

– Пальцами и еще бананами (в голосе Эммануэль послышаласьдаже гордость своей изобретательностью). Банан далеко может пробраться, досамого дна. Я их сначала очищаю. Только не нужно, чтобы они были созревшими.Лучше всего такие, какие продаются здесь на Плавучем рынке – длинные, зеленые…