Книга Берег удачи - Агата Кристи

Фрэнсис Клоуд вздохнула и выпрямилась в кресле.

— Понятно, — сказала она. — Растрата чужих денег. Или, еслиэто неточное слово, нечто в этом роде. В общем, как молодой Вильямс.

— Да, но на этот раз… Ты не понимаешь… ответственность несуя. Я пустил в дело фонды, которые были доверены мне на хранение. До сих пор мнеудавалось заметать следы…

— Но теперь все должно выйти наружу?

— Если только я не смогу найти необходимые деньги, и притомбыстро.

Никогда в жизни он не испытывал подобного позора. Как онаэто примет?

В данный момент она принимала это очень спокойно. Но,впрочем, подумал он, Фрэнсис никогда не делает сцен. Никогда не упрекает, небросает обвинений.

Подперев рукой щеку, она в задумчивости хмурила брови.

— Как глупо, что у меня нет своих денег.

Он сказал:

— Существует твоя брачная дарственная запись, но…

Она отмахнулась.

— Я думаю, этих денег уже нет.

Он промолчал. Затем сказал, с трудом подбирая слова, своимбесцветным голосом:

— Мне очень жаль, Фрэнсис. Не могу выразить, как жаль. Тызаключила невыгодную сделку.

Она посмотрела на него в упор.

— Ты уже говорил это. Что ты имеешь в виду?

Джереми сказал, преодолевая волнение:

— Когда ты была так добра, что согласилась выйти за менязамуж, ты была вправе ожидать… ну, честности… и жизни без забот.

Она смотрела на него в полном изумлении.

— Постой, Джереми. Как ты думаешь, почему я вышла за тебязамуж?

Он слегка улыбнулся.

— Ты всегда была верной и преданной женой, дорогая. Но едвали я могу льстить себя мыслью, что ты приняла бы мое предложение при… м-м-м…других обстоятельствах.

Она с удивлением смотрела на него и вдруг разразиласьсмехом.

— Ты глупый старый сухарь! Так вот какие романтическиебредни скрываются за твоей внешностью невозмутимого законника! Так ты в самомделе считаешь, что я вышла за тебя в благодарность за спасение отца от этойволчьей стаи — от руководителей Клуба жокеев и прочих им подобных?

— Ты так сильно любила отца, Фрэнсис.

— Я была предана папе! Он был ужасно мил, и с ним было такзабавно жить! Но если ты думаешь, что я могла продать себя семейному поверенному,чтобы спасти отца от того, что ему всю жизнь угрожало, значит, ты никогда меняпо-настоящему не знал. Никогда.

Она, не отрываясь, глядела на него. «Невероятно! — думалаона. Прожить в браке более двадцати лет и не знать, о чем думает другой! Да икак можно было предполагать, что у него склад ума, такой не похожий на еесобственный. Он романтик, глубоко прячущий свой романтизм, но все-такиромантик. Все эти картины Стенли Уэймана у него в спальне. — Хоть они должныбыли надоумить меня. Дорогой мой глупыш!»

Она сказала:

— Я, разумеется, вышла за тебя потому, что любила тебя.

— Любила? Но что ты могла найти во мне?

— На этот вопрос я, право, затрудняюсь ответить. Ты былтаким непохожим, так сильно отличался от всей папиной компании. Уж одно то, чтоты никогда не говорил о лошадях. Ты и представить себе не можешь, до чего мненадоели эти лошади и разговоры о шансах на выигрыш кубка в Ньюмаркете. Тыпришел к обеду однажды вечером… помнишь? И я сидела рядом с тобой и спросила утебя, что такое биметаллизм[1] и ты рассказал мне — действительно объяснил мне!Это заняло все время обеда. (Обеда из шести блюд — мы в это время были приденьгах и держали французского повара!)

— Это, наверное, было ужасно скучно, — сказал Джереми.

— Это было захватывающе интересно! Никогда никто до этого неразговаривал со мной всерьез. И ты был так вежлив, но в то же время, казалось,и не глядел на меня, и не думал о том, что я хорошенькая или миленькая. Этозадело меня за живое. Я поклялась себе, что ты обратишь на меня внимание.

Джереми Клоуд сказал угрюмо:

— Я-то обратил на тебя внимание сразу. После того обеда,придя домой, я не мог уснуть. На тебе тогда было голубое платье с васильками…

Минуты две они молчали. Затем Джереми сказал:

— Ах, это было так давно…

Она быстро пришла к нему на помощь:

— А теперь мы — немолодые супруги, находящиеся взатруднительном положении.

— После того, что ты мне только что сказала, Фрэнсис, мне втысячу раз труднее… Этот позор…

Она прервала его:

— Давай сразу поставим точки над «i». Тебя могут обвинить,посадить в тюрьму… (Он вздрогнул.) Я не хочу этого. Я сделаю все, чтобы этогоне случилось. Но не приписывай мне моральных переживаний и гражданского гнева.Я вовсе не из высокоморальной семьи, не забывай этого. Отец, хоть он и былмилый человек, не считал за грех смошенничать. А Чарлз, мой кузен? Дело замяли,его не отдали под суд и сплавили за океан, в колонии. А мой кузен Джеральд?Этот подделал чек в Оксфорде. Но он отправился на фронт и был награжден КрестомВиктории за беспримерную отвагу, преданность своим соратникам и нечеловеческуювыносливость. Я хочу сказать, что таковы люди — нет отвратительно плохих иангельски хороших людей. Не думаю, что и сама я безупречна — я вела себябезупречно потому, что у меня не было соблазнов, не было искушений. Но есть уменя хорошее качество, и это — мужество. И еще (она улыбнулась ему) — я верныйтоварищ!

— Дорогая моя! — Он встал, подошел к ней и, нагнувшись,коснулся губами ее волос.

— А теперь, — сказала дочь лорда Трентона, улыбаясь ему, —давай обсудим, что же нам предпринять? Надо добывать деньги.

Лицо Джереми снова окаменело.

— Не вижу как и где.

— Закладная на этот дом… О, понимаю, — быстро добавила она,— дом уже заложен. Как я глупа! Разумеется, ты сделал все, что мог, всюду, гдебыло легко достать деньги, ты уже взял. Значит, вопрос о том, у кого можновзять в долг. Я думаю, возможность только одна. У жены Гордона — черноволосойРозалин.

Джереми с сомнением покачал головой.