Книга Месть фортуны. Дочь пахана - Эльмира Нетесова

— Надыбают. Не впервой. Допрут враз, где мы канаем, — успокоил Сивуч Капку.

Внезапно скрипнув, отворилась дверь. Все обитатели дома, даже налетчики, умолкли.

— А что как лягавые? — вырвалось невольное у кого-то.

— Попухли кенты? Чего же хазу не стремачишь, Сивуч? Иль вконец мозги посеял? — шагнул в дом пахан всех фартовых Брянска по кличке Дрезина.

Он уверенно прошел в гостиную.

— Что за шухер? — спросил оглядевшись.

— За банк ко мне возникли. Разборку править вздумали. Вот и схлопотали падлы, — ответил Сивуч.

— Банк? А ты при чем? Уже надыбали, кто тряхнул. А потом, какой шпане дозволялось тыздить фартового? — глянул на двоих налетчиков, пришедших в себя после стычки с Капкой.

— Махаться с Сивучем кто велел? — оглядел Дрезина шпану. Те молча опустили головы, не смея ответить пахану. Боялись…

— Передайте своему Крысе, чтоб сегодня хилял на разборку ко мне. С вами уже новый кент потрехает, напомнит фартовый закон, — багровело лицо Дрезины.

— А ну! Отваливайте! Вместе со жмурами! Вон из хазы! И если узнаю, что хоть один пидер сюда возник, всю малину разнесу! Усекли, паскуды?! — грохнул басом.

Шпана молча уходила, унося с собой жмуров.

— Выручил ты меня, — сознался Сивуч тихо.

— Пацан твой — посланник, вовремя успел. Шустрый. Кто б другой кентов бы прислал, чтоб проучили шпану. Тебя — самому захотелось вытащить.

— Да уж не первый раз они меня трясли. Раньше — обшмонают и сматываются. Нынче всех оттрамбовали. Даже «зелень». Новых пацанов и то отметелили. Одному мне отбиться трудно. Ходули подводят. Так их Капка-Задрыга наша оттыздила по-фартовому.

— А чья она? — оглядел Задрыгу Дрезина с любопытством.

— Черная сова. Там ее отец паханит. Файный кент! Фартует с малолетства. Семь ходок. Шесть побегов. Всю жизнь в розыске, — рассказывал Сивуч.

— А эту кралю каким ветром ему надуло? Иль баруха порадовала?

— То без шороха. Никто не допер. А в малине о том вслух не ботают, — ответил Сивуч.

— Натаскал ее? — спросил Дрезина.

— Шикарная кентуха! В деле — кремень. Махается за троих законников. «Перо» и «пушка» в клешни ей врастают. Будто с ними родилась. Во всем секет. Сделал я Черной сове подарок. Она и пахана за пояс заткнет, — хвалился Сивуч.

— А рука чего перевязана у нее?

— Пером шпана достала, — осмелела Задрыга. И спросила:

— Лягавые могут к нам возникнуть?

— Нет. Дышите спокойно. Мусорам не до вас. Они доперли, кто банк колонул. По всему городу шмонают. Вот потому никого из хазы не отпускай покуда. Пусть лягавые остынут. Тогда можно, — предупредил Дрезина.

Задрыга пропустила предупреждение мимо ушей.

Она накрыла на стол. Вертясь рядом, поняла, что Сивуч и Дрезина — старые кенты. Вместе фартовали, тянули ходки. Даже бежали вдвоем с Печоры. Потом их много лет бесполезно разыскивали милиция и угрозыск.

Капка видела, как охраняют Дрезину фартовые, как уважают и берегут.

Они пришли к дому Сивуча вместе с паханом и сразу стали вокруг дома зоркими стражами. Каждый шелест и шорох на слуху. А ведь не просил о том пахан. Сами вызвались. На глаза никто не лезет, не прется в дом. Знают, не ровня они пахану, вот и не суются.

Ждут кенты молча. Надо будет — всю ночь, без звука простоят на стреме, не доверив пахана никому.

Дрезина даже не смотрел в окно, не оглядывался по сторонам, держался уверенно, спокойно. И Капка завидовала его хладнокровию, умению держать в руках всех законников города. Для себя она решила держаться вот так же, как Дрезина. Не дрогнув ни одним мускулом и нервом.

До глубокой ночи просидели за столом двое старых кентов. Им было что вспомнить. В прошлом они не раз выручали друг друга. Такое не забылось и сегодня.

Молча прислушивалась к их разговору Задрыга.

Дрезина ушел от Сивуча под утро. Едва Капка убрала следы ночных визитов в доме, тут же собралась в город.

— Ты куда намылилась, мамзель? — нагнал ее Мишка за порогом дома. Задрыга оттолкнула его грубо и ответила:

— Флиртовать похиляла. В городе фраеров полно. А то тут, среди вас — хорьков сопливых — задохнуться недолго.

— Ну, шмаляй, Задрыга! — пожелал ей Гильза шепотом какой-то дряни и, вернувшись в дом, не разбудил Сивуча, не предупредил об уходе Капки.

Сивуч спал безмятежно. Да и чего ему было дергаться, если сам Дрезина соизволил навестить его. Второго такого случая никто и не припомнил бы. А раз пахан побывал, свою печать на Сивуче поставил, знак всем малинам — не трогать и даже не дышать в сторону Сивуча. Но Сивуча…

Он проснулся, когда солнце покатилось на закат. Позвал Задрыгу, чтоб ужин сообразила. Но та не вышла, не появилась в дверях. И Сивуч, решив, что не услышала, занята на кухне или во дворе, вышел из комнаты, крикнул во все горло:

— Капка! Задрыга! Твою мать! Где ты вошкаешься, свинячий выблевок! А ну! Хиляй сюда живо!

Но Задрыга не откликнулась, не пришла. Вместо нее в гостиную вбежал Гильза и сказал, что Задрыга как уперлась утром в город, так до сих пор и не вернулась.

— Ты что ж не застопорил ее? — испугался фартовый долгому отсутствию девчонки.

— Пытался, она так шматканула, что я зубами в стенку влип. Да еще трехнула — флиртовать похиляла, с нами ей не по кайфу. Хорьками обложила. Я и не стал будить. Пусть хиляет. Наломают ей рога фраера — поостынет, — криво усмехнулся Гильза.

— Так и вякнула? — побагровел Сивуч.

— Век свободы не видать, если стемнил, — поклялся Мишка.

— Ну, курва вонючая! Двухстволка мокрожопая! Прихиляешь, ходули вырву! — пригрозил Сивуч и решил не искать Задрыгу. Во всяком случае до утра не вспоминать о ней. Он плотно поел, занялся с пацанами. До полуночи и впрямь не вспоминал о Капке.

Пока вокруг него крутились мальчишки, беспокойство не одолевало. Едва ребята пошли спать, страх подступил к горлу.

Сивуч знал, чем ответит он за девчонку перед фартовыми из Черной совы. Они без лишних слов вытащут его на разборку и отдадут мокрушникам, чтоб ожмурили.

Им не докажешь, что Капка — своевольна и капризна, что хуже ее он не видел пацанов. Что у нее собачий норов и паскудные привычки, что отняла у него кучу нервов и здоровья. Что он отвечал за ее знания, но похоть сдержать не в его возможностях.

Пахан малины и все фартовые ответят на это коротко — взялся, брал башли, значит, в ответе за все. Не сберег, платись своим кентелем и не дергайся… И любая разборка их поддержит.

Сивуч достал бутылку. Выпил. Думал расслабиться. Но не получилось.

— Да что это я? Ничего не случится с лярвой! Небось, закадрила какого-нибудь фраера и лижется теперь где-то в лесу. Фартовые и шпана ее не тронут. Дрезины зассут. А с фраерами — сама управится. Да и кто к ней намылится? Страшна, как сто чертей! Морда суслячья. Жевалки из пасти выпирают. Ни бровей, ни ресниц… Лопухи, что сковородки! Шнобель — колени почешет не сгибаясь. Такую перед банком поставь — охрана со страху сама ожмурится. Малине и пальцем для этого не шевели. Только сумей башли выгрести. И унести. Если Задрыгу средь города поставить, все пацаны поверят, что баба-яга существует на самом деле. Ее за башли показывать можно сорванцам, чтоб враз тихонями стали. И сколько на этом огрести можно! Особо, если по городам возить. В наморднике! Только вот кто своему кровному худа пожелает? Задрыга не только с виду безобразна. Ежели и пасть отворит? Сколько с ней промудохался… Светскому обучал. Воспитывал в мамзели. Да разве дано барбоске летать голубем иль порхать бабочкой? Ни в жизни! Чуть что не по кайфу — такой хай откроет, малине не устоять на катушках. Всех перебрешет паскуда! Не-ет! Фраера не приклеятся к этой заразе. Свои яйцы пощадят. Оно хоть и ночь, а харю видно. К тому ж, бабьего в ней маловато. Ни спереди, ни сзади. Такие — никому не по кайфу, — успокаивает себя Сивуч.