Книга Вредная привычка жить - Юлия Климова

– Фу, напугала, пусть шевелится, это у него ненадолго, окаменеет – и полная импотенция.

– Анька, прекрати, – сказала Альжбетка и всплакнула, – он мне все же был близким человеком!

– Близкие – это мы тебе, а он так, мимо шел…

Одев заметно остывшего Федора Семеновича, мы общими усилиями положили его в гроб и отошли посмотреть. Гроб ему был к лицу.

– Знал ли этот, в общем-то, неказистый человек, что умрет так красиво? – залюбовавшись, сказала я.

– Помолчи, – зло сказала Альжбетка, – о покойниках вообще нельзя плохо говорить.

– Ну, твой покойник, тебе виднее, – согласилась я. Посмотрев на Сольку, я добавила: – У тебя место-то есть, куда ставить будем?

– Вы что это, серьезно? У меня нет места, совсем нет места, даже самого маленького местечка нет! Вы, девки, как хотите, а я в свою квартиру труп не пущу.

Мы с Альжбеткой переглянулись, накрыли Федора Семеновича крышкой и сели на гроб. Наши голые коленки торчали из ночных рубашек, а стоптанные тапки были надеты не на те ноги: правый тапок на левую, и наоборот.

– Ладно, – сказала я, – отнесем его в трехкомнатку, пусть там постоит, завтра вечером решим, что делать, надо будет его как-то куда-то закапывать.

– Вот и хорошо, вот и ладненько, – запрыгала на месте Солька, довольная, что этот кошмар минует ее квартиру, – ты очень хорошо придумала!

– А вдруг он пахнуть начнет? – забеспокоилась Альжбетка.

– Возможно, и начнет, он и при жизни-то частенько пах, – морща нос, сказала я.

– Аня, я прошу тебя! – взмолилась бывшая любовница Робин Гуда.

– Ну да, все время забываю, что нельзя про покойников говорить правду.

– Он точно начнет вонять, – заволновалась Солька, и ее понять можно было: трехкомнатная квартира соседствовала только с ее жилплощадью.

– Мы его забальзамируем, – предложила я.

– Это как? – спросила Солька.

– Тащим сюда все духи и освежители воздуха, – сказала я, – вернее, нет, тащим это все вместе с милым, добрым, отзывчивым Федором Семеновичем в трешку, там мы это дело и закончим.

Солька выглянула в коридор. Никого не было, на дворе царила ночь, но от тети Паши можно всего ожидать: когда у нее бессонница, она моет полы на лестничной клетке. Сегодня, видно, она спала хорошо. Мы потащили гроб к двери пустующей квартиры. Дверь в свое время была опечатана, но мы ее лет сто назад распечатали и время от времени устраивали там вечеринки. Так что все сделали, как всегда: аккуратненько отлепили бумажку с сургучом, гвоздем поддели замок и втащили гроб с Федором Семеновичем на середину большой комнаты.

– Уснувшая Белоснежка и три верных гнома, – прокомментировала я.

Альжбетка закатила глаза и побежала за своей парфюмерией. Солька бросилась за своей, я же не двинулась с места, полагая, что обойдемся в этом и без моих запасов. Забальзамировали нашу Белоснежку мы качественно, пах он так, что местами казалось – не то еловый лес заколосился где-то рядом, не то урожай лимонов удался, не то вишневый сад рубили именно в этой комнате.

Я осталась довольна проделанной работой, сказала усопшему последнее «Спи спокойно, дорогой товарищ» и со словами: «Мне завтра на работу» – отправилась в свою комнату. Девчонки выскочили за мной, Солька приделала печать на место, и вопрос с безвременно усопшим Федором Семеновичем на сегодня был закрыт.

Будильник зазвонил, как самая последняя зараза. Открыв глаза, я подумала о том, что мои сны стали прогрессировать в сторону кошмаров. Где, где эти прекрасные принцы, эти голубые бассейны или хотя бы порция клубничного мороженого, почему мне это перестало сниться лет семь тому назад? С закрытыми глазами я пошла в ванную. Противный запах тянулся за мной по комнате и коридору.

– Почему так воняет… – пробормотала я.

Я зашла в ванную, разлепила глаза и посмотрела на свое сонное отражение.

Пахло еловым лесом, лимонами и вишневым садом.

– Черт, – сказала я и закрыла глаза.

Я вымылась три раза, на всякий случай, чтобы больше не чувствовать себя частью искусственной природы. Быстро оделась и отправилась на работу. В голове стучала мысль – что же делать, что же делать? Но эту мысль я гнала подальше в надежде, что все как-то утрясется.

– Ты опоздала, – сообщила мне моя тонюсенькая начальница.

– Простите меня, этого больше никогда не повторится. Понимаете, моя подруга занималась сексом с не совсем свежим человеком, то есть, я хотела сказать, с не совсем молодым, и, понимаете, он умер в тот самый момент, когда она решила, что счастье уже близко. Так вот, мы всю ночь таскали этот труп из комнаты в комнату и не знали, что делать. Голова просто раскалывается!

Любовь Григорьевна заплакала и убежала в свой кабинет. Чуткая женщина, мне и то не так жалко Федора Семеновича, хотя я с ним, по крайней мере, была знакома.

Зазвонил телефон, это был мой шеф.

– Аня, – сказал Валентин Петрович, – у меня важная работа, ни с кем меня не соединяй.

– Не волнуйтесь, я все равно не умею этого делать.

– Постарайся научиться, однажды это может пригодиться, – посоветовал мой шеф и положил трубку.

Полчаса я скучала, полчаса думала о трупе, полчаса мечтала о бутерброде с сыром, а потом зазвонил телефон.

Я взяла трубку.

– Фирма «Ланди».

Сколько я учила, что ударение должно быть на последнем слоге!

– Мне нужен Селезнев.

– Очень жаль, но он сейчас делает то, что никак не позволяет ему пообщаться с вами.

– Это фирма «Ланди»? – спросил строгий мужской голос.

– Ну да, разве я не сказала?

– Я перезвоню.

Трубку бросили. Не очень-то и хотелось!

Телефон зазвонил еще раз, и я, готовая к бою, грозно произнесла:

– Фирма «Ланди»!

– Если ты будешь так орать, то тебя оттуда уволят очень быстро, – услышала я голос Сольки.

– Что случилось, завяли лютики?

– Нет, в нашу квартиру сегодня вселились, вернее, вселяются прямо сейчас, прямо на моих глазах!

– В какую – нашу? – не поняла я.

– В трехкомнатную, мы в ней вчера кое-что оставили, – понижая голос до шепота, сказала Солька, – это, я надеюсь, ты помнишь?

Я тряхнула головой, слабо представляя себе все это.

– Помню… И что?..

– А ничего, вселились и носят вещи, грузовик огромный приехал.

– А Федор Семенович? – спросила я.

– Он не заходил, тьфу, то есть не выходил, то есть его как будто нет!

– Что значит – нет? Не хочешь ли ты сказать, что нам троим приснился один и тот же кошмар?