Книга Легенда о Побратиме Смерти - Дэвид Геммел

— Что не помешает тебе петь о них, если мы выживем.

— Это еще что за речи?

— А кто же воспевает воинскую славу, честь и благородство? Только не солдаты — они-то видели выпущенные кишки и воронье, выклевывающее глаза мертвецам. Нет, это делают поэты. Это они пичкают молодежь героическими историями. Сколько молодых дренаев, слушая твои поэмы и песни, лелеют мечту о битве?

— Вон ты как повернул. Выходит, поэты во всем виноваты?

— Не только поэты. Зубы дьявола, насилие у нас в крови. И солдаты — вовсе не отребье рода человеческого. Здесь каждый сражается за то, во что верит. Ты знал это еще до того, как началась бойня. И будешь знать, когда она кончится.

— Она никогда не кончится, Друсс, пока существуют люди с мечами и топорами. Вернусь-ка я лучше в лазарет. Как твое плечо?

— Жжет, как сто чертей.

— Это хорошо, — устало улыбнулся Зибен.

— Как там Нуанг?

— Отдыхает. Раны у него не смертельные, но больше он драться не будет.

Зибен ушел, а Друсс растянулся на стене. По всей ее протяженности спали измученные надиры, и многие, возможно, наслаждались сном в последний раз.

«Может, и я завтра умру, — подумал Друсс. — А может, и нет». И он погрузился в сон без сновидений.

Гарган ходил между ранеными, разговаривая с ними и хваля их за храбрость. Вернувшись в шатер, он вызвал к себе Премиана.

— Как я понял, надиры все еще не пускают нас к воде. Сколько их там у водоема?

— Трудно сказать, генерал. Туда ведет узкая тропа, и надиры нападают из-за скал на наших солдат. Я бы сказал, что их не больше тридцати. Ими командует безумец с белым платком на голове: он спрыгнул с высоты двадцати футов на спину офицерскому коню и сломал ему хребет. Потом убил всадника, ранил другого и снова скрылся в скалах.

— Кто был офицер?

— Мершем. Он недавно получил повышение.

— Я знаю его семью. Хорошая порода. — Гарган сел на койку — лицо его осунулось, губы потрескались. — Возьмите сто человек и выбейте надиров оттуда. Вода почти на исходе, а без нее нам конец. Отправляйтесь нынче же ночью.

— Да, генерал. Я поставил людей копать в русле сухого ручья на востоке, и они дорылись до родника. Он невелик, но несколько бочек нацедить можно.

— Хорошо. — Генерал устало вытянулся на койке и закрыл глаза. Премиан собрался уходить, но тут Гарган заговорил снова: — Они убили моего сына. Выкололи ему глаза.

— Я знаю, генерал.

— Поздним утром мы атакуем снова. К этому времени вы должны вернуться с водой.

— Так точно.

Зибен разбудил Друсса и тихо позвал:

— Пойдем со мной. — Друсс встал, они спустились со стены и вошли в гробницу. Там было темно, и они постояли немного, приучая глаза к слабому лунному свету, проникавшему в единственное окошко. Мертвые надиры лежали вдоль северной стены, и внутри уже чувствовался запах смерти.

— Зачем мы пришли сюда? — шепотом спросил Друсс.

— Мне нужны целебные камни. Никто больше не будет умирать у меня на руках.

— Но мы здесь уже все обыскали.

— Да, и мне сдается, что мы уже видели их. Подними крышку.

Друсс сдвинул ее так, чтобы Зибен мог просунуть руку вовнутрь. Пальцы поэта коснулись сухих костей и истлевшей в прах одежды. Зибен нащупал череп, сосредоточился, поискал под треснувшей челюстью и наконец нашарил холодный металл: лон-циа Ошикая. Поэт извлек его из гроба и подставил под бледный лунный луч.

— Теперь у тебя их два, — сказал Друсс. — Ну и что?

— Шаошад пришел сюда, чтобы испросить у Ошикая согласие на воскрешение из мертвых. Ошикай отказал, ибо Шуль-сен не было с ним. Что же сделал шаман, чтобы найти ее?

— Почем я знаю, — нетерпеливо бросил Друсс. — Я ничего не смыслю в колдовстве.

— Давай-ка рассмотрим все, что нам известно, дружище. И Ошикай, и Шуль-сен носили лон-циа. К приходу Шаоша-да гробница Ошикая была уже разграблена, однако медальона не взяли. Почему? Слепой священник сказал мне, что лон-циа Шуль-сен был сделан невидимым. Разумно предположить, что такое же заклятие наложили на медальон Ошикая. Шаошад же, как я думаю, это заклятие снял. Зачем? Чтобы лон-циа помог ему найти Шуль-сеи. Человек Талисмана, Горкай, говорил мне, что лон-циа богатых людей обладали чарами всякого рода. И Шаошад мог воспользоваться одним медальоном, чтобы найти другой. Ты следуешь за ходом моей мысли?

— Через пень-колоду, — устало сказал Друсс.

— Почему, когда шамана схватили, при нем не было камней?

— Перестань наконец задавать мне вопросы, на которые нет ответа.

— Это риторические вопросы, Друсс, и не перебивай меня больше. Если верить Горкаю, такой заговоренный медальон — все равно что ищейка. Мне думается, Шаошад наделил медальон Ошикая силой одного из камней, а другой послал на поиски лон-циа Шуль-сен и пошел по его следу. Вот почему шамана схватили между этим местом и тем, где мы нашли останки Шуль-сен.

— И что же из этого следует?

Зибен достал из кармана второй лон-циа и поднес его к первому.

— А вот что, — торжествующе сказал он и прижал один медальон к другому.

Но за этим ничего не последовало...

— Итак? — спросил Друсс.

Зибен разжал ладони. Оба лон-циа блеснули при луне, и он выругался.

— Я был уверен в своей правоте. Я думал, если сложить их вместе, то появятся камни.

— Лягу-ка я снова спать, — сказал Друсс и пошел прочь. Зибен спрятал медальоны в карман и хотел последовать за ним, но вспомнил, что гроб остался открытым. Он снова выругался и налег на крышку, силясь вернуть ее на место.

— Ты был близок к разгадке, мой друг, — прошептал чей-то голос, и Зибен увидел крохотную светящуюся фигурку Шаошада: шаман сидел, поджав ноги, на полу. — Но я не прятал камней в лон-циа.

— Куда же ты девал их? И зачем было вообще прятать их?

— Им вовсе не следовало появляться на свет, — горестно произнес Шаошад. — Только чудовищная гордыня могла подвигнуть людей на деяние, лишившее землю ее волшебной силы. А спрятал я их потому, что знал: меня могут схватить. Я не мог позволить, чтобы Глаза опять попали в людские руки. Мне и теперь грустно оттого, что им суждено найтись еще раз.

— Так где же они?

— Здесь. Ты был прав почти во всем — я в самом деле воспользовался их силой, чтобы найти могилу Шуль-сен, и я наделил ее лон-циа властью воскресить ее. Смотри же и трепещи!

Оба медальона вылетели у Зибена из кармана и поплыли по воздуху к каменному гробу, остановившись над табличкой с именем Ошикая.