Книга Мертвый сезон - Андрей Воронин

Ирония судьбы, подумал он, проходя мимо стоявшей во дворе машины, в которой скучали двое разомлевших от жары оперативников. Один из них окинул его равнодушным, пустым и в то же время профессионально цепким взглядом. Глеб переложил сумку в левую руку, готовясь выхватить спрятанный под курткой пистолет, но оперативник уже отвернулся и, зевая, начал что-то рассказывать своему напарнику. Через минуту Сиверов уже миновал провонявшую мочой длинную, похожую на тоннель арку и вышел на улицу. Здесь он вынул из кармана и с огромным облегчением надел темные очки. Режущий солнечный свет сразу сделался мягче, глазам полегчало.

Он купил в киоске свежий номер "Берегового курьера", сел на скамеечку в сквере и внимательно просмотрел газету. Увы, обещанной статьи не оказалось ни на первой, ни на второй, ни даже на последней полосе. Слепой нахмурился: еще одной записи разговора господина мэра с его соратниками у него не было. Если запись не будет обнародована, взятый Чумаковым отпуск по состоянию здоровья без проблем превратится в почетные проводы на пенсию – тоже, разумеется, по состоянию здоровья. Для дела это не имело ровным счетом никакого значения; это имело значение для Глеба Сиверова, и то, что статья не вышла в сегодняшнем номере "Берегового курьера", ему не понравилось.

Он оторвал от газеты неровный клочок бумаги, на котором значились выходные данные, равнодушно выбросил остальное в урну, встал и пошел искать телефон-автомат: нужно было срочно связаться с Оловянниковым и выяснить, в чем дело.

Глава 16

Редакция "Берегового курьера" размещалась на втором этаже недавно отремонтированного двухэтажного особняка почти в центре города. Об этом свидетельствовала табличка, привинченная к стене у входа в здание; помимо нее, Глеб насчитал еще четыре таких таблички, из чего следовало, что строение целиком сдается под офисы и что некто имеет со своей недвижимости весьма недурной доход.

В каморке под лестницей, прямо напротив входной двери, горел свет. Дверь в каморку стояла нараспашку, позволяя видеть крохотное помещение, в котором только и помещалось что небольшой стол, стул и тумбочка. На тумбочке Глеб разглядел электрочайник и все, что к нему обычно прилагается: баночки с растворимым кофе, заваркой и сахарным песком, пару разнокалиберных чашек, криво надорванную пачку печенья и еще какие-то мелочи, создававшие впечатление сильной захламленности. Еще на тумбочке стоял телефонный аппарат. За столом сидел гражданин пенсионного возраста, одетый в камуфляж и легкомысленные босоножки. Гражданин пил чай, ел печенье и читал пухлую потрепанную книгу. На Глеба он едва взглянул, тут же вернувшись к своим занятиям, и Сиверов беспрепятственно поднялся на второй этаж.

Редакция занимала три комнаты, в которых, если верить табличкам, размещались рекламный отдел, собственно редакция и кабинет главного редактора. Дверь рекламного отдела была открыта настежь, там было полно народу и стоял деловой шум. Глеб миновал эту дверь, помедлил перед комнатой журналистов, а потом решительно свернул к двери с табличкой "Главный редактор Семирядный А. Д.". Настроение у него было хуже некуда, и оно не улучшилось, когда со стороны лестницы появился высокий широкоплечий молодой человек, несший в одной руке три или четыре венка, а в другой – корзину с искусственными цветами. Черные атласные ленты, тихонько шурша и поблескивая траурным золотом надписей, трепетали вокруг этих ненавистных Глебу атрибутов любых "приличных", традиционных похорон. Нагруженный венками молодой человек, судя по его виду, походке и выражению лица, журналистом не являлся, но держался здесь как свой – двигался уверенно, по сторонам не глазел и вошел не постучавшись. Глеб решил, что это редакционный водитель, и на всякий случай сделал в памяти зарубку: паренек выглядел крепким и уверенным в себе, а значит, мог, если что, создать ненужные проблемы.

Когда коридор опустел, Сиверов постучался в дверь главного редактора и, не дожидаясь ответа, вошел. Господин Семирядный оказался на месте – сидел за огромным, отделанным под дуб столом и разговаривал по телефону. Когда Глеб вошел в кабинет, Семирядный, похоже, как раз закончил разговор. То ли разговор этот был сугубо конфиденциальным и не предназначался для чужих ушей, то ли в связи с последними событиями нервы у господина главного редактора разгулялись – как бы то ни было, но внезапное появление на пороге Глеба Сиверова заметно его напугало. Семирядный так резко положил трубку, что чуть не сбил телефон со стола, и, растерянно моргая, уставился на посетителя.

Глеб сразу понял, что Оловянников нисколько не преувеличивал, говоря, что главный редактор – его давний приятель. Им и полагалось быть приятелями; честно говоря, доведись Глебу увидеть их вместе, не зная, кто они такие, он решил бы, что перед ним братья – если не родные то, как минимум, двоюродные. На глаз Семирядный был старше Оловянникова лет на пять-семь; он был такой же щуплый, субтильный, лысоватый и очкастый. Правда, он был брюнет; его нижняя челюсть, выглядевшая чересчур тяжелой и угловатой для этого худого, костистого лица с мелкими чертами, потемнела от короткой, но очень густой щетины, а маленькие темно-карие глаза, увеличенные мощными линзами очков, покраснели не то от недосыпания, не то с перепоя, а может, и в результате глубоких переживаний. Честно говоря, этот тип мало походил на главного редактора. С точки зрения Глеба, руководитель из него был как из дерьма пуля. Впрочем, далекий от журналистики Сиверов мог чего-то недопонимать. Кабинет был недурно обставлен, на столе красовался новенький компьютер с жидкокристаллическим монитором, да и арендная плата в этом здании наверняка была очень приличная; следовательно, дела у "Берегового курьера" шли недурно, а значит, и главный редактор не зря ел свой хлеб.

Все эти детали Глеб отметил про себя мимоходом; профессиональные качества господина Семирядного его не интересовали, а со всем остальным, судя по его виду, проблем не предвиделось. Поэтому Сиверов решил не темнить и не ходить вокруг да около, а сразу напустил на себя суровый вид и, едва успев поздороваться, заявил, что хочет переговорить с корреспондентом газеты Оловянниковым по важному делу.

Руки Семирядного суетливо пробежали по столу, а потом сцепились в замок, легли на лакированное дерево и успокоились, похожие на двух больших пауков, которые сошлись в смертельной схватке, окончившейся вничью. Ладони у главного редактора были большие, костлявые, с длинными пальцами, фаланги которых поросли черным волосом, и это только усиливало их сходство с двумя крупными насекомыми.

– С Оловянниковым? – переспросил он, будто не расслышав, и смущенно кашлянул в кулак. – Но, простите... Вы разве не знаете?

Глеб знал; ему сообщили эту новость по телефону полчаса назад, но он хотел услышать ее из уст господина Семирядного.

– Не знаю чего? – сурово спросил он, стараясь не смотреть на свое отражение в висевшем на стене зеркале: с крашеными волосами и накладными рыжими усиками он здорово напоминал себе поп-звезду районного или, в лучшем случае, областного масштаба.

– Но Оловянникова... Понимаете, его нет. Он... он умер.