Книга Приз - Бренда Джойс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Было так приятно шутить с ней.
Вирджиния усмехнулась, и это походило на солнце, появившееся на пасмурном ирландском небе.
— Давно пора, — сказала она.
Девлин колебался.
— Вы уверены, что не хотите спуститься и пообедать со мной? — спросил он.
Как ни странно, ее ответ значил очень многое.
Подумав, Вирджиния кивнула:
— Дайте мне несколько минут, чтобы одеться.
Девлин вышел, удовлетворенный.
Лондон… Вирджиния видела рисунки и картины и слышала истории, рассказанные ее отцом. Она всегда мечтала посетить этот город. Они прибыли туда через несколько часов после отъезда из Саутгемптона, откуда выехали на рассвете. Сейчас Вирджиния вцепилась в подоконник кареты, дрожа от возбуждения, покуда экипаж вез их через город к Гринвичу, где у Девлина был дом на реке. Она неотрывно смотрела на город из окна кареты. Вирджиния никогда не видела столько прекрасных экипажей, хорошо одетых джентльменов и ослепительных леди. На улице, по которой они ехали, были великолепные магазины и отели, иногда мелькал театр или парк. Вирджиния высунула голову, чтобы посмотреть на леди в шокирующем розовом ансамбле — с розовым боа и розовым зонтиком. Она повернулась к Девлину и удивленно спросила:
— Я только что видела шлюху?
— Или чью-то весьма дерзкую любовницу, — улыбнувшись, ответил он.
Его улыбка была настолько беспечной и искренней, что у Вирджинии сжалось сердце, когда она машинально улыбнулась в ответ. Она напомнила себе, что он бесстыдно и безжалостно использовал графиню, хотя бедная женщина была влюблена в него. Вздохнув, Вирджиния снова обратила взгляд на улицу. Теперь они проезжали мимо ряда импозантных особняков с ухоженными лужайками, розовыми садами, каменными статуями и фонтанами. Вирджиния улыбнулась и покачала головой.
— Можно подумать, что богатства всего мира сосредоточены здесь, — сказала она.
— Значительная их часть, — отозвался Девлин. — Но здесь также достаточно нищеты и убожества. Я не повез вас через бедные кварталы, существующие бок о бок с роскошью, которую вы видите теперь.
Вирджиния серьезно посмотрела на него:
— Почему нет? У нас на родине тоже достаточно бедности. Но мы не можем похвастаться такими богатствами.
— Вы леди, Вирджиния, а такие зрелища лучше скрывать от прекрасного пола.
Вирджиния закатила глаза.
— О, пожалуйста! — Потом она увидела, что Девлин улыбается. Ее сердце сразу запело. — Дома мы отдавали бедным все, что могли. Мама настаивала на этом, а папа, конечно, охотно повиновался. Вы занимаетесь благотворительностью, Девлин?
Она чувствовала, что этот вопрос очень важен для нее.
— Да. Но я жертвую ирландским беднякам, Вирджиния. Британцы могут сами о себе позаботиться.
— Голод и болезни не имеют национальных границ, — заметила Вирджиния.
Повернувшись, она увидела, что они едут по дороге, параллельной Темзе. Еще более величавые дома высились на ее берегах.
— Мы уже приехали?
— Скоро приедем, — ответил он странным успокаивающим тоном.
Она посмотрела на него:
— Вы опекаете меня как ребенка.
— Сегодня вы возбуждены как ребенок.
— Я ненавидела Уайдэйкр! — Вирджиния сразу пожалела об этих словах. — Я имею в виду…
Она покраснела. Ей не хотелось, чтобы он догадался, как ужасно было для нее выставляться в таком виде перед всем Хэмпширом.
— Я имею в виду, что предпочитаю быть в Лондоне, потому что никогда не бывала здесь раньше.
Но он отвернулся, глядя в свое окно.
Вирджиния получила шанс взглянуть на его чеканный профиль, и ее тело сразу напряглось. Она не забыла графиню, обиженную до глубины души, но ей по-прежнему хотелось очутиться в его объятиях? Ведь она помнила предупреждение графини.
— Вам нужен новый гардероб, — неожиданно сказал Девлин. — Посмотрим, что мадам Дидье сможет порекомендовать нам завтра.
Вирджиния заморгала.
— Едва ли я нуждаюсь в новой одежде.
Это было откровенной ложью. Теперь, когда она больше не ходила в бриджах и сапогах, ей были отчаянно необходимы новые платья.
— Будут чаепития и тому подобные мероприятия, а также бал, — сказал он. — Вам понадобятся несколько дневных и бальное платье.
Бал? Но она не умеет танцевать!
— Значит, мы пробудем в городе некоторое время?
— Пробудем сколько нужно, — твердо ответил Девлин.
Вирджиния никогда не посещала балов. Может ли она как-нибудь научиться танцевать, чтобы пойти на лондонский бал и потом рассказать об этом Тилли? Вирджиния не хотела выглядеть неуклюжей деревенщиной! Теперь она сожалела об отказе посещать уроки учителя танцев в ричмондскои школе.
— Что-нибудь не так, Вирджиния?
Она встретила ищущий взгляд его серых глаз.
— Конечно нет! Я бы очень хотела пойти на бал — у нас дома было много балов, и я обожаю танцевать!
Его брови поднялись с выражением, которое Вирджиния так хорошо знала, — нечто среднее между недоверием и усмешкой.
— Мы приехали, — сказал он.
Вирджиния повернулась, выглянула из окна и ахнула.
На фоне реки и лондонского неба вырисовывался настоящий замок. По крайней мере, таковым ей показался Уэйверли-Холл с двумя башнями с каждой стороны огромного дома из известняка. Сады были великолепны — она никогда не видела таких цветов осенью. Потом Вирджиния заметила зеленый двор с сеткой посредине. Она постучала по руке Девлина:
— Это то, что я думаю? Теннисный корт?
Он засмеялся:
— Да.
— Я хочу играть!
Вирджиния никогда не играла в теннис, но это звучало привлекательно.
— Вы сможете играть сколько захотите, так как этот дом скоро будет вашим.
Ее возбуждение сразу увяло. На мгновение она забыла об их сделке, все из-за того, что Девлин вел себя настолько любезно, словно в действительности был ее другом. Но они заключили сделку, он собирался покупать ей новый гардероб и водить ее на балы — выставлять ее перед всем Лондоном, унижая ее и ее дядю, пока тот не капитулирует и не заплатит выкуп.
Вирджиния отодвинулась от него.
— Это не мой дом, а моя тюрьма, но я, к сожалению, забыла об этом.
Глубокая печаль, которая овладела ею вчера после ухода графини, нахлынула на нее снова.
— Попытайтесь думать о нем как о своем доме, — спокойно сказал Девлин.
Она едва смогла улыбнуться.
Их впустил чопорный дворецкий. Вирджиния уставилась на огромный холл с высоким потолком, хрустальной люстрой и произведениями искусства. Статуя обнаженного римского воина, сидящего на коне, была подлинным шедевром.