Книга Повседневная жизнь Русской армии во времена суворовских войн - Сергей Охлябинин

Прежние плащи отменили и дали шинели с рукавами. Это было очень удобно, не в пример противу плащей. Особливо в ненастную погоду или зимнюю пору. Можно всю амуницию надеть, а сверху шинели, а с плащом этого не сделаешь. Он был без рукавов.

Амуницию белили. Портупея с тесаком вешалась на правое плечо, а перевязь с боевою сумою — на левое. Медная граната об одном угле украшала сумочную крышку.

Ранец с манеркой и шинельным чехлом носился на двух плечевых ремнях, которые застегивались пряжкой на середине груди. Это было очень тяжело. То ли дело нынче, совсем стало легко.

Голову велено расчесывать: спереди лаверчек — его насаливать и посыпать пудрою, а чесать кверху, чтобы волос дыбом стоял. Пудру обыкновенно доставали с мельницы.

Сзади головы подкосок, а с боков плетешки связывались вместе, и все обматывалось черною ленточкой. А нечисть какая была от этого! И теперь как вспомнишь — в голове зачешется! А когда стоишь в карауле, так и не думай заснуть — того и гляди, что мыши косу отгрызут.

Прежние каски были отменены, а на голову надевалась маленькая черная шляпа, концами в бок. С левой передней стороны прикалывали красный бантик.

Ружья нам дали длинные да тяжелые, фунтов по 18 весу (то есть 7,2 кг) и начали уж очень усердно учить пехотному строю. Сначала еще было ничего, как сводили раза два на ученье да увидали, что драгуны не хуже гренадер знают свое дело, так и перестали учить. Но вот беда, вскоре пришла перемена прежней экзерциции. Ох, эта перемена труднее нам показалась. Например, на плечо стали брать в 5 темпов. С поля в 12, этот прием по-нынешнему все равно что отмыкай штык — с последним темпом надо было ружье держать за конец дула, так, чтобы приклад торчал кверху; если приходилось идти, то ружье так и несешь.

У нас вот рассказывали, что старику Суворову новая экзерциция не нравилась… пудра, говорит, не порох, букли не пушки, коса не штык… да ведь как оно разобрать толком, так он и прав. Ох, эта экзерциция! Частенько нам окрашивали зубы. А ведь что проку-то в ней? Как пошли под француза, так она осталась на квартирах. Тут не до экзерциции, знай держи ружье наготове. Первое дело, чтобы замок ходил на спусках, словно как по маслу, второе — чтобы затравка была без нагару да чтоб штык был востер, как шило, а ствол, будь хоть чугунного цвета — нужды нет, лишь бы ржа его не ела.

Что русскому здорово — то немцу смерть!

На зимних квартирах у раскольников нам объявили, что мы пойдем в поход на австрийскую границу.

Действительно, весной 1793 года наш баталион тронулся в поход и в июне месяце прибыл на австрийскую границу, в местечко Броды. Здесь приказано было все лишнее распродать и приготовиться к дальнейшему походу, совсем налегке.

Таких приказаний мне не приходилось слышать за всю мою службу, а потому не один я думал, что мы пойдем на край света.

В Бродах мы оставили вагенбург, распродали артельных лошадей и повозки, это досталось жидам почти за ничто. Офицерские и солдатские жены также не могли далее следовать: им приказано было возвратиться в Россию. Облегчившись таким образом, мы до Успеньева дня перешли австрийскую границу в местечке Бродах.

По Галиции шли без всякого обоза, в фуражечках, потому что шляпы были оставлены вместе с вагенбургом. Сума висела с правого боку, а тесак с левого, а чтоб та не болталась, так сзади, под перевязью, небольшим ремешком застегивалась на фалдовую пуговицу.

Ранцы повесили на один ремень через плечо и несли их, как кому удобнее.

Перехода через четыре к нашему Бутырскому баталиону присоединились Апшеронский и Новгородский гренадерские баталионы, а через переход вышел же со стороны еще один егерский баталион, так что все уже четыре баталиона пошли вместе под командою генерала Милорадовича.

В Галиции перезимовали по квартирам, а раннею весной все четыре гренадерские баталиона свели вместе, и командовал нами нашего полка подполковник Санаев. Он-то и повел нас в Богемию, в богемский город Прагу. Тут уж были при нас казаки и артиллерия, только немного.

Вот здесь, Ваше благородие, по немцам идти было очень хорошо, они принимали нас радушно и по квартирам кормили хорошо. Каждому, бывало, поднесут по рюмке водки, сколько бы ни поставили на квартиру. А случалось так, что в иной дом поставят целую роту, а в другой и две (расположение и довольствие по квартирам производилось по распоряжению местных властей).

Всего им удивительнее было, что водку, по ихнему брант-вейн, вместо рюмок стаканами пили. Они, бывало, покачивают головами и говорят: «Кранк! кранк! О Иезус Мария!» (то есть «болен будешь!») А мы говорим: «Ладно, мол, по-вашему, может быть, и так, а по-нашему нет: что русскому здорово — то немцу смерть».

Продовольствие везде шло от хозяев; хлеб, бывало, режут ломтиками, а нам подавай его караваями. Особенно как на квартиру привалит целая рота, ну где тут нарезаться? Добрые немцы, бывало, без устали только и знай, что режут хлеб.

Наши деньги брали они охотно, и шли они у нас хорошо: медный екатерининский пятак отдавали немцам за два гульдена.

Из Праги после двухдневной дневки пошли далее и вскоре переправились через Дунай по большому каменному мосту. Мост, я вам доложу, сработан отлично. Посредине устроен подъем для прохода судов, и так это все на нем ловко прилажено, что просто загляденье. Такого моста я и не видывал. На противной стороне был большой город, названья его не припомню, а внизу под город, у самого берега Дуная, такое ровное да привольное место, тут мы и расположились лагерем, а получать продовольствие ходили в город.

Ни на язык, ни на память…

Отсюда пошли в Баварию… Тут больших гор не было, дорога была хорошая, а горы оставались в стороне. Кажется, мы шли уже легко, легче и требовать нельзя. Обозу за нами не было. Однако со вступлением в границы Италии, перехода этак через два, приказано оставить ранцы и сдать их немецкому начальству.

Делать было нечего — побросали и ранцы! Шинели покатали через правое плечо, летние штаны закатали в шинели, а сами пошли в зимних, закинув за плечи одни торбочки, в них поклали кое-какие вещи: рубахи, да у кого были — зимние сапоги, другой запас, положил туда же и провиант.

От ранцев отвязали манерки и обратили их в котелки для кашицы, а когда варить ее было некогда, то отвечали одни сухари. Каждый из нас, подпоясавшись плащевиком, увязывал вокруг себя все свое имущество.

В таком виде мы были действительно легки. Патронные ящики едва успевали за нами следовать.

Вот тут уж мы узнали, кто будет нами командовать, и радовались встретить своего победоносного вождя, нашего батюшку Суворова.

Помнится мне, что был большой город… уж не знаю, как его звали, там названия все такие твердые, не даются они русскому человеку ни на язык, ни на память, как ни ломай его, а все не выговорить, как следует. Только что мы подошли к этому городу и успели выстроить все 4 баталиона во фронт, как Суворов из того города выехал встречать нас, по обыкновению на казачьей лошади и очень просто.