Книга История папства - Джон Джулиус Норвич

Во Флоренции в качестве гостя Козимо Медичи он оставался следующие девять месяцев, постоянно ведя борьбу со сторонниками собора в Базеле, число которых теперь значительно выросло за счет юристов и богословов из университетов, а настроения с каждым днем становились все более радикальными и антипапскими. В этот момент он мало что мог сделать, чтобы оказать им сопротивление, хотя летом 1436 года он разослал документ, в котором осуждались их претензии, всем христианским правителям[182]. С другой стороны, он добился заметного успеха в восстановлении своих политических позиций. В курии был бывший воин с большим опытом по имени Джованни Вителлески; Евгений заметил его, возвел в сан епископа и направил с небольшими силами в Рим. Энергичный и совершенно безжалостный, Вителлески был беспощаден с повстанцами и быстро восстановил порядок в Риме и Папской области.

Однако собор не изменил своей позиции; дело могло оставаться в прежнем безнадежном положении еще сколь угодно долго, если бы не одно чрезвычайно важное событие — прибытие на Запад византийского императора Иоанна VIII Палеолога.

* * *

Оказавшись перед лицом неумолимого натиска со стороны турок-османов, Византийская империя находилась на последнем издыхании. Мощная военная помощь со стороны Западной Европы представлялась ей единственным шансом на спасение, однако все попытки привлечь ее натыкались на одно и то же: схизму восточной и западной церквей. Только в случае преодоления схизмы объединившееся христианство взялось бы за оружие и начало долгожданный крестовый поход.

Для Иоанна Палеолога на Базельском соборе, казалось, забрезжил луч надежды. Здесь вновь присутствовали представители всех христианских народов Запада; и хотя послы его предшественника Мануила II возвратились из Констанца разочарованными, за минувшие с тех пор пятнадцать лет произошло слишком многое, в том числе очень важное то, что папа неохотно согласился с тем, что византийцы никогда не прекратят настаивать на том, что союз будет достигнут только благодаря собору всех церквей с участием представителей Востока и Запада. На сей раз призыв византийцев, видимо, имел больше шансов быть услышанным.

Однако это означало, что все приходится начинать сначала. И было очевидно, что Базель — неподходящее для этого место. В последние годы случилось слишком много болезненного и неприятного; если и имелись шансы, что на соборе будет достигнут положительный результат, то для этого требовалось сменить место его проведения. Более упрямые из сторонников идеи собора, естественно, возражали — в 1439 году они собирались не более и не менее как объявить папу низложенным и избрать на его место антипапу, но такое возобновление по собственному капризу папской схизмы лишило их даже того скромного авторитета, какой у них оставался, и один за другим христианские народы признали власть папы Евгения.

В идеале император хотел бы, чтобы новый собор состоялся в Константинополе. Однако ему пришлось признать, что в настоящих условиях это неосуществимо. Поэтому он согласился с папой, который остановил выбор на Ферраре, подтвердив, что вместе с патриархом возглавит делегацию империи. Евгений, услышав эту приятную новость, не стал терять времени даром. В сентябре 1437 года одни его легаты были уже в Константинополе и обсуждали детали, а другие вели переговоры с венецианцами о предоставлении кораблей для перевозки византийской делегации из их государства в Феррару. Таким образом, Иоанн Палеолог оставил в качестве регента своего брата Константина и в среду 27 ноября отправился в свое историческое путешествие, взяв с собой примерно 700 человек, в их числе выделялась группа восточных священнослужителей — никогда столь высокопоставленные византийские клирики не ездили на Запад. Среди них находился и патриарх Константинопольский Иосиф II — почти восьмидесятилетний старец, страдавший от болезни сердца, но производивший хорошее впечатление на всех, кто встречался с ним; восемнадцать митрополитов, представители других патриархов — Александрийского, Антиохийского и Иерусалимского, а также блистательного Виссариона, митрополита Никейского; и дюжина других епископов, в том числе Исидор, настоятель монастыря Святого Дмитрия в Константинополе, который в предшествующем году стал митрополитом Киевским и всея Руси.

8 февраля 1438 года делегация достигла Венеции, где императора приветствовал дож Франческо Фоскари, сопроводивший его от Большого канала с невероятным великолепием и церемониями до дворца маркиза Феррарского[183]. Здесь он провел следующие три недели, составляя письма всем европейским правителям, убеждая их прибыть на собор или хотя бы прислать своих представителей. Только в конце месяца он наконец проделал завершающую часть пути. По сравнению с встречей в Венеции его прибытие в Феррару ничем особенным не сопровождалось, тем более что шел проливной дождь. Папа Евгений оказал ему теплый прием, но и тут не обошлось без огорчений, когда императору сообщили, что его патриарх через несколько дней после своего прибытия должен будет, как от него ожидают, простереться перед понтификом и поцеловать его туфлю. В отношении последнего он вежливо указал, что об этом не может идти и речи, и здесь папе пришлось уступить. Если бы он не сделал этого, то сомнительно, состоялся ли бы собор в Ферраре вообще.

Собор начался не лучшим образом. Иоанн поставил условие, что должно пройти четыре месяца, прежде чем начнется официальное обсуждение вопросов вероучения. Одной из важнейших причин, по которой он присутствовал здесь, являлось стремление добиться помощи у других европейских правителей, и он совершенно не желал, чтобы какие-либо важные решения принимались до их прибытия. Нетерпение латинян все больше росло, папа, отвечавший за расселение и питание греческой делегации, все больше беспокоился по мере того, как таяли его финансовые резервы.

В августе началась эпидемия. Достаточно странно, но греки оказались не восприимчивы к болезни — император, во всяком случае, уехал из Феррары на основную часть времени, отдав дань своему увлечению охотой, однако высокая смертность наблюдалась среди латинских делегатов и в городе в целом. Тем временем латиняне все больше раздражались на гостей. Греки тоже начинали терять терпение. Они уже провели вне дома большую часть года и так ничего и не достигли. У многих из них осталось мало денег, а папские субсидии становились все менее регулярными.

Наконец, к этому времени стало ясно, что никто из европейских правителей не испытывает желания показываться здесь, так что не было больше смысла ждать их еще. Все вздохнули с облегчением, когда 8 октября началось обсуждение серьезных вопросов. Первые три месяца они занимались почти исключительно пунктом ofilioque — достаточно сложная проблема, сыгравшая немалую роль в расколе церквей четырьмя столетиями ранее[184], а теперь осложнившаяся еще и из-за лингвистических трудностей. Лишь немногие делегаты говорили на каком-то другом языке, кроме своего родного[185], а квалифицированные переводчики отсутствовали. Заседания завершились 13 декабря, без принятия какого-либо соглашения.