Книга Три версии нас - Лора Барнетт

Ева решила обойтись без такого унижения. Собралась с силами и выставила на продажу их любимый розовый дом; затем приобрела в Уимблдоне меньшее жилье, где имелась свободная комната на случай приезда Дэниела, который только что уехал в университет в Йорке. Она даже отправила поздравительную открытку Джиму и Белле по случаю рождения их дочери Робин.

Джим не появлялся примерно год. Дженнифер отказалась приглашать его на свою свадьбу. Но затем он постепенно вернулся в их жизнь: на выпускной церемонии Дэниела (Белла осталась дома с Робин) он взял Еву за руку и прошептал ей на ухо:

— Спасибо за то, что не сделала эту ситуацию еще более тяжкой.

Ева почувствовала ярость; ей хотелось закричать: «Ты появился в моей жизни, когда мне было девятнадцать. Ты был единственным человеком, кого я любила. И все, что мы сделали вместе, все, чем мы были друг для друга, ты превратил в прах».

Но она промолчала и только сжала руку Джима, а затем отпустила.

Когда с горячим покончено, Теа поднимается со своего места, и в зале воцаряется тишина. Она предлагает тост за здоровье Антона, в ответ раздается звон бокалов, звучит нестройный хор поздравлений. Затем Теа смотрит в сторону Евы. Та встает, и все мысли, занимавшие ее, — о Джиме, об одиночестве, о незнакомце рядом, случайном попутчике на неверной дороге жизни — улетучиваются, когда она начинает говорить о своем брате: мальчике, мужчине, отце и сыне. И о своих родителях, которых им обоим так не хватает.

— Отлично сказано, — говорит Карл после того, как Ева усаживается на место; все это время он неотрывно смотрел на ее лицо.

Потом столы сдвинут, и мало кто останется трезвым; Карл пригласит Еву танцевать. Вначале будет держаться очень церемонно, затем обнимет ее крепче и поведет в танце уверенно и элегантно, что окажется для Евы неожиданностью. Увидев любопытствующие взгляды своих детей и племянницы, Ева высвободится из его объятий; Карл кивнет и растворится в толпе. И она почувствует его отсутствие и станет искать его на верхней палубе, не признаваясь, однако, в этом самой себе.

Когда вечер приблизится к своему завершению и гости начнут покидать корабль, чьи огни отражаются в черной глади ночной воды, Карл подойдет попрощаться и скажет, что очень хотел бы увидеть Еву вновь.

И Ева услышит собственный ответ:

— Да. Пожалуйста. Мне бы тоже этого хотелось.

Версия вторая

Объезд

Корнуолл, июль 2001

Ранним утром Джим пакует вещи, собираясь в Лондон, где Антон будет праздновать свое шестидесятилетие. В этот момент ему звонит сын.

Повесив трубку, Джим некоторые время сидит молча и улыбается. Затем набирает номер своего кузена Тоби.

— Прости, но я не приеду, — говорит он. — У меня родилась внучка. Да, на две недели раньше. Извинись за меня перед Антоном и Теа, хорошо? Хорошо вам всем провести время.

На станции он пытается поменять билет, но кассирша недовольно поджимает губы.

— У вас такой тариф, сэр, что нельзя ни сдать, ни поменять. Придется покупать новый. И поезд единственный — ночной из Пензанса.

— Отлично.

Джим так возбужден, что даже не раздражается.

— Тогда забронируйте мне билет из Лондона в Эдинбург. Первый класс. Я должен там быть сегодня. Моя невестка только что родила девочку. Первенец.

Выражение на лице кассирши смягчается.

— Первая внучка?

Джим кивает.

— Что ж.

Она нажимает на кнопки клавиатуры и ждет, пока принтер с урчанием выплюнет билет.

— Значит, все у вас только начинается.

До ближайшего поезда на Лондон еще полчаса. Джим покупает газету в киоске и заказывает большой капучино с дополнительной порцией молока. Утро ясное, но обычный для этих мест ветер с моря заставляет поеживаться; стоя на перроне со стаканом кофе в руке, Джим ощущает абсолютное счастье. Причина тому — его внучка, Джессика. (Дилан и Майя выбрали имя на шестом месяце беременности, побывав на постановке «Венецианского купца».) Он закрывает глаза, подставляет лицо ветру и вдыхает запахи вокзала — машинное масло, бекон и моющее средство. «Я запомню этот момент. Остановлю его прежде, чем он исчезнет», — думает Джим.

Его место у приоконного столика: просторное и удобное. Официант приносит свежий кофе, и Джим не отказывается, хотя капучино еще не допит, заказывает на завтрак омлет с сосисками и беконом. Только налюбовавшись пробегающими за окном домиками из сланца и известняка и поблескивающим вдали морем, он разворачивает наконец газету и вспоминает, что не предупредил Ванессу, что уезжает больше чем на сутки. Он достает из чемодана свой новый мобильный телефон (Ванесса настояла на его приобретении; Джим пока относится ко всем этим крошечным кнопкам и необъяснимым звукам с опаской). Медленно, терпеливо набирает эсэмэс.

«Джессика родилась на две недели раньше. Я еду в Эдинбург. Не знаю точно, когда вернусь. Присмотришь за хозяйством? Дж.».

Разумеется, она присмотрит. Ванесса удивительно полезный человек: оставила Лондон, где работала личным помощником у главы инвестиционного банка, и переехала в Корнуолл для того, чтобы вести здесь «более творческую жизнь». Джим не вполне понимает, есть ли творчество в том, чтобы наводить порядок в его мастерской, заказывать необходимые материалы, вести каталог работ, принимать и отправлять корреспонденцию и спасать его от лавины писем, поступающих по электронной почте, но Ванесса, похоже, довольна своей ролью. Ванесса, конечно, не Кейтлин, которая два года назад вдруг уехала, объявив, что встретила человека, который «будет принадлежать только ей». Прежде всего, Ванесса замужем, и даже будь иначе, вряд ли Джим стал бы испытывать судьбу. Но ее общество его устраивает, и он благодарен Ванессе за ее своеобразную заботу.

А вот и новая эсэмэска от нее — с вопросом, не надо ли послать букет на адрес Антона Эделстайна.

«Отличная идея. Спасибо, В. На связи».

Антон Эделстайн: сегодня ему исполняется шестьдесят. Джиму, перешагнувшему этот рубеж два года назад, как ни странно, трудно осознать это. (Кейтлин тогда только покинула его; он продолжал зализывать раны и ограничился скромным ужином в индийском ресторане в компании Стивена Харгривза.) В его представлении Антон Эделстайн — все тот же тридцатилетний молодой человек в расклешенных брюках и яркой рубашке, разливающий пунш на кухне своего дома в Кеннингтоне.

Джим нечасто встречался с Антоном в последующие годы — пару раз на вечеринках в доме Тоби, на частном просмотре перед своей первой персональной выставкой в галерее Тейт. Тогда, в полумраке фойе, расположившегося на цокольном этаже, Джим спросил его про Еву.

— Я не знал, что вы знакомы с моей сестрой, — удивился Антон.

— Не очень близко, — торопливо ответил Джим. — Мы встречались всего пару раз.

— Да, конечно.