Книга Крымская кампания 1854-1856 гг. Восточной войны 1853-1856 гг. Часть 2. Альма - Сергей Ченнык
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как бы ни подвергали князя Меншикова критике за то, что он не мог оставаться во время сражения на одном месте, с которого удобно было управлять действиями войск, главнокомандующий счел нужным находиться там, где сложилась наибольшая угроза — центр позиции был открыт. Левый фланг, где вели бой Московский и Минский пехотные полки, был в потенциальной опасности удара с нового направления, а в худшем случае — окружения. Единственный, кто мог в какой то степени сдержать прорыв центра, был Бородинский полк. Неподалеку от его позиции Меншиков провел почти все оставшееся время вплоть до общего отступления русских войск к Каче.
Но время принятия решения было безнадежно упущено. Присутствие или отсутствие князя уже ничего не решало.
Даже одно из самых драматических действ Альминского сражения произошло без его участия и не по его воле…
«Хорошие солдаты нужны только плохим генералам, чтобы их кровью исправлять свои ошибки».
Это одно из самых известных событий сражения на Альме. Почти все мифы и легенды крутятся вокруг него. Даже если вы не знаете о сражении на Альме ничего, то первое, о чем узнаете, это об атаке владимирцев. И первый памятник на поле установили именно в честь солдата-владимирца. Красивый памятник, ничего не скажешь. Был. Сейчас вместо динамичного, стремительно атакующего пехотинца стоит застывшая в непонятной позе копия, попирающая ногой бомбу, судя по калибру, корабельного орудия, которая ну никак не могла долететь до этого места. Ну разве кто-то не сбегал километра за три-четыре и не принес сей «сувенир».
Судьба памятника неприглядная. Что делать, в Стране Советов не всегда чтили солдат императорской армии. Потому на всякий случай и поломали памятник. Зато сейчас, чтобы туристов привадить, и к нему мифов понасочиняли. Вбивают в голову приезжему люду, готовому верить во что угодно, лишь бы врали красиво, что это первый в России памятник нижнему чину. Не знаю, по каким категориям определялась пальма первенства, но памятник сей не первый и даже не второй. В лучшем случае — третий. Первым, кажется, был установленный в 1876 г. по инициативе главнокомандующего великого князя Михаила Николаевича памятник рядовому 77-го пехотного Тенгинского полка, герою обороны Черноморской береговой линии Архипу Осиповичу Осипову на месте разрушенного Михайловского укрепления. Вторым — тому же Осипову и его командиру начальнику Михайловского укрепления штабс-капитану Лико воздвигнут во Владикавказе по инициативе генерала Гейдена в 1881 г.
20 сентября 1854 г. солдаты Владимирского пехотного полка о памятниках не думали. В их головах были совсем другие мысли. День клонился за полдень, а они по- прежнему стояли в батальонных колоннах, прислушиваясь к звукам боя, шедшего совсем рядом, ожидая команды на движение вперед.
До того времени, пока английские пехотинцы не начали переправляться через Альму, князь П.Д. Горчаков продолжал находиться на Курганной высоте. Трудно сказать, что он мог видеть оттуда, так как вся долина реки была закрыта клубами дыма выстрелов трех батарей, ведущих непрерывный огонь. Когда же пули британцев начали крушить егерей «именного» полка, он понял, что нужно что-то делать. Настроен князь был решительно: «…известясь, что командир Е.И.В. Великого князя Михаила Николаевича полка убит, что от града щтуцерных пуль войска… несут немалую потерю, и убедившись, что настало время действовать решительно, я пригласил генерала Квицинского отправиться к ним и всеми ближними к реке частями ударить на неприятеля, когда он приступит к переправе».
Давайте не слишком будем упиваться генералом Горчаковым. В данном случае лучшие судьи — неприятели. А если верить их вердикту, то генерал-лейтенант Квицинский — лучший русский генерал на поле битвы. Причастность Горчакова к событию — тема спорная.
Первое, что сделал князь, это приказал генералу Квицинскому отправиться к ближайшим батальонам и ударить в штыки по неприятелю. Сам он, узнав, что командир егерей убит, полк несет потери и о движении вперед не помышляет, спустился к казанцам. На Курганной высоте остался флигель-адъютант полковник Исаков, которому Горчаков поручил исполнять обязанности начальника штаба и наблюдать за правым флангом.
С этого момента в комментариях Горчакова о сражении начинается странная путаница. Из корпусного командира, в подчинении которого несколько дивизионных и бригадных начальников, он внезапно превращается в «вольного начальника», одиноко бродящего по полю сражения. Тем более, что вскоре «…были переранены почти все находившиеся при мне и подстрелена подо мною лошадь, а уцелевшего адъютанта моего, майора Дурново, должен я был вскоре послать за первыми встретившимися ему войсками для необходимого подкрепления».
Сам же князь, «…не усматривая ожидаемого мною успеха, потому что неприятель, невзирая на сильный огонь и удачные действия артиллерии, приблизился и к мосту, и к бродам и полки наши оставались на месте, тогда …лично отправился к наиболее угрожаемым местам, дабы не упустить единственного случая уравновесить бой».
О сути своего приказания начальнику 16-й дивизии Горчаков тоже особенно не распространяется, лишь снова упоминает непонятно к чему об «…убитой подо мной лошади, на которую не имел тогда еще случая и садиться».
Майор Дурново, видимо, не дошел до Углицкого полка, так как был убит.
Как бы то ни было, вскоре Горчаков добирается к батальонам Великого князя Михаила Николаевича егерского полка, застав их хоть и не в расстройстве, но и далеко не в порядке. Полк с места пытается отстреливаться от англичан, в то же время его солдаты, как снопы, валятся на землю. При этом полком не командует никто!
У большинства солдат почти опустошены патронные сумки. Штуцерные в большинстве своем не имеют ни одного патрона, расстреляв все по неприятелю во время переправы его через мост.
По какой-то одной ему ясной причине Горчаков принимает решение окончательно добить то, что от полка еще оставалось, и пытается погнать солдат в совершенно неподготовленную атаку. В его комментариях об этом нет ни слова. Князь лишь скромно упоминает, что попытался вести полк «…вперед на штыки: но, убедившись в их расстройстве от недостатка начальства, оставил продолжать производимый ими батальный огонь».
Странно, что Горчаков не говорит ничего о том, что происходило на трех батареях. Почему именно в тот момент, когда они были так нужны, когда только их картечь сдерживала неприятеля, он странным образом не замечает их. Вроде бы они еще стреляли, а вроде бы уже их не было. Но вот о том, что под ним была убита лошадь, он повторяет трижды, при этом о сотнях убиваемых солдат, которыми никто не командует, не говорится ни слова.
