Книга Долгое молчание - Этьен ван Херден

Инджи храбро зашагала по улице, радуясь, несмотря на свое смущение, что идет без собак. Когда она прошла в ворота и ступила на тропу, ведущую к маленькому домишке Джонти Джека в Кейв Гордже, то объектив телескопа поймал ее.

Джонти низко наклонился и так настроил объектив, что одиноко шагавшая по тропе Инджи стала очень отчетливо видна. Поскольку линзы телескопа несколько искажали расстояние, ее движения выглядели странно замедленными, но очень четкими. Она приближалась, словно на гигантском киноэкране, встряхивала волосами, утирала пот со лба и размахивала руками.

Джонти оглянулся и посмотрел на свежепромасленного Спотыкающегося Водяного, блестевшего на солнце. Должно быть, она уже сходила в дом Меерласта, подумал он, и теперь смотрит на него, Джонти, совсем по-другому, зная о его деньгах — старых деньгах — и об открытых ему возможностях: он мог бы жить в своей родовой усадьбе, или продать ее и путешествовать, или купить себе дом на склонах Столовой Горы с прекрасным видом на море. Теперь она будет относиться ко мне по-другому, подумал он удовлетворенно, как к человеку, имеющему возможность выбора.

В тот же миг, как Инджи увидела его, она помахала рукой и крикнула:

— Сегодня я хочу услышать все о Меерласте Берге! Я собираюсь сидеть здесь до тех пор, пока ты мне все не расскажешь! — И расхохоталась, а Джонти поднял вверх руки, словно отмахиваясь от нее.

— Я предпочту запустить нового змея. — Он показал на ярко-желтого змея, прислоненного к стене.

— Нет. — Инджи решительно помотала головой. — Сегодня я должна услышать все о Меерласте. Какой дом! — Она показала на скульптуру. — Смотрю, Водяной сегодня сверкает, как живая рыба. Мы должны поговорить.

Джонти повернулся к телескопу.

— У тебя ушло двадцать минут, чтобы пройти отсюда, — он показал на объектив телескопа, — досюда, — показал на другой конец, с окуляром. Она начала было что-то говорить, но он поднял вверх палец. — Вот какое расстояние ты покрыла, верно? Отсюда досюда.

— Нет, — возразила Инджи. — Я шла по тропе, от ворот до тебя. Уж наверное ты не следил за мной все время?

— Я не шучу, — продолжал Джонти. — Слушай еще раз. Для меня ты прошла отсюда досюда. — И он снова показал на оба конца телескопа. — А для себя ты прошла вверх по тропе от самых ворот, под деревьями, и до меня.

— Ну и что? — неуверенно спросила Инджи.

— Это, мисс Фридландер, ваш урок на сегодня.

— Мой урок? — она рассмеялась и шутливо замахнулась на него.

— Да, — игриво ответствовал Джонти. — Я хочу научить тебя проявлять любопытство к правильным вещам.

— В самом деле?

— Да — потому что какой путь из двух был настоящим?

8

— Давай начнем с ангела, — сказала Инджи, когда они с Джонти уселись с кружками чая, глядя на Спотыкающегося Водяного.

— Это вроде как тотем, — заметил Джонти, показывая на скульптуру. — По ночам ангел приходит и сидит на Спотыкающемся Водяном. Посмотри на серые потеки дерьма на голове у Водяного. Он сидит там и дремлет, а с восходом солнца улетает прочь.

— Ох, ты просто невозможен, — вздохнула Инджи. — Ну как можно добиться от тебя хоть какого-нибудь смысла?

— Сегодня его было полно! — воскликнул Джонти. — Урок истины, кружка чая и…

— Вот ключ от Перьевого Дворца. — Инджи порылась в рюкзачке и протянула ему тяжелый ключ. — Я понимаю, почему ты не хочешь там жить.

— Слишком много теней, — согласился Джонти. — Ты на них наткнулась. Здесь ветер ежедневно сдувает все прочь, как свежее дыхание, из ущелья вниз, в город. Здесь нет никаких воспоминаний, и это самое главное.

Инджи сделала глоток.

— А теперь расскажи мне про Меерласта и Ирэн. Историю любви — вот что я хочу услышать. Не про войну, не про золото и не про перья, только про их любовь.

— Ага, — протянул Джонти и вытянул вперед ноги. — Она была принцессой, и Меерласт любил ее так страстно, что это смущало весь город. Он расхаживал везде, и шея у него была красной от страсти, он собирал цветы вдоль заборов приусадебных участков и нес их Ирэн Лэмпэк в Перьевой Дворец. Он засыпал ее подарками, он нанимал скрипачей, чтобы они играли для нее. Он нанимал художников, и они рисовали ее, и есть множество старинных фотографий, сделанных лучшими фотографами, работавшими в индустрии моды. Он был значительно старше, чем она, и, понимаешь, все это попахивало безумием: старый петух, влюбившийся отчаяннее, чем кто-либо когда-либо. Он светился любовью от макушки до пят, и люди говорили, что даже его деревянная нога была от страсти кроваво-красной!

Вообще-то сначала Меерласт влюбился в мир моды и нарядов. И вот из этого мира, словно по подиуму, Ирэн Лэмпэк и выскользнула к нему. Обожая ее, он обожал дух времени. Меерласт был одурманен своей эпохой, а Ирэн Лэмпэк олицетворяла ее. Стоит только взглянуть на ее фотографии.

Джонти подлил чая из небольшого жестяного чайника. Инджи обратила внимание, как изящно он держал чайную ложечку своей тяжелой рукой, сильными пальцами скульптора.

— Эта любовь, как и многие другие, расцвела на контрастах. Он был мужчиной величественных жестов; Ирэн была нежнее, более осторожной, можно даже сказать, замкнутой. Он был из Африки, она с Востока. Он был еще и европейцем — хотя в жилах его матери, Сары Бруин, текла кровь Молоев, Меерласт считал себя европейцем, мировым путешественником и потомком гугенотов со стороны отца, гугенота Вилье. Мать он считал второстепенной, робкую, как мышка, Сару Бруин, зачатую Вильямом Гёрдом, исследователем…

— И художником…

— Точно! От союза Вильяма Гёрда и дочери Энсина Молоя, уцелевшего после кораблекрушения, Титти Ксэм, женщины-бушменки, про чьих предков говорят, что они зимовали в пещере там, наверху, а потом направлялись на зеленые пастбища.

— Но Меерласт решил, что будет белым, он мог себе это позволить. С самого начала он мыслил широко, и когда появились страусы, пришел его корабль, если можно так выразиться.

Инджи кинула на Джонти пронзительный взгляд.

— А черная повозка, запряженная быками?

— Единственный трофей, который достался от нее моей семье — это горе. — Джонти ответил так грубо, что она вздрогнула. Он протянул руку и ласково прикоснулся к ней. — Извини. — И вздохнул. — Да, иногда по ночам, как говорят жители Эденвилля, все еще можно увидеть черную повозку, запряженную быками, по дороге в Кару Убийц. Она никогда не останавливается. В золоте заключена неугомонность, и оно никогда не приносит покоя.

— А дома моды?

Джонти негромко присвистнул.

— Трудно поверить, как производство дамских шляп, сначала такое скромное, можно сказать, хобби, внезапно выросло в большое дело. В те времена в Йерсоненд приезжал специальный поезд, чтобы забрать шляпы и перья. Иногда Меерласт с Ирэн больше времени проводили за океаном, чем здесь. Понимающие люди говорят, что они создали воплощение двадцатых годов — целая эпоха была создана в Перьевом Дворце.