Книга Жизнь и смерть на Восточном фронте. Взгляд со стороны противника - Армин Шейдербауер

Где-то возле Коломыи или Стрыя была проведена проверка, с которой мы раньше никогда не сталкивались. Все находившиеся в поезде должны были выйти из вагонов со своим имуществом и построиться на насыпи. Затем они должны были спустить с себя брюки, повернуться задом, нагнуться и представить свои голые ягодицы проводившим проверку официальным лицам. По рядам пошли самые невероятные слухи, тем более что нескольких бедолаг отвели в сторону. Возникло предположение, что у них были особые татуировки, наподобие тех, которые обозначали группу крови у военнослужащих войск СС, хотя никто не слышал, чтобы такие меры принимались когда-либо раньше. Постепенно укрепилось мнение, что это был санитарный осмотр. Русские выискивали людей с лобковыми вшами или просто таких, чьи ягодицы указывали на дистрофию. Это было безошибочным признаком того, что нас действительно везут домой. Русские, по-видимому, не хотели, чтобы их пленники возвращались на родину похожими на ходячие скелеты.

Настроение поднялось, когда мы приблизились к Карпатам. По извилистой линии железной дороги мы проезжали через покрытые лесом горы мимо красочных деревень. В воскресный день в одной из таких деревень мы увидели стоявших перед церковью мужчин и женщин в ярких разноцветных костюмах. Это представляло собой совершенно непривычную картину сельской тишины и покоя. На высоком перевале произошел потрясающий случай. Наш эшелон остановился рядом с другим поездом, который следовал в противоположном направлении. В таких же, как у нас, вагонах для перевозки скота находились немецкие женщины и девушки из Трансильвании, которых везли в Россию на принудительные работы. Казалось диким и невероятным, что нас, пленных, освобождали и везли на родину, в то время как эти молодые немецкие женщины не знали, какая их ожидала судьба.

Через Закарпатскую Украину, которая до 1945 г. принадлежала Чехословакии, а затем была аннексирована Советским Союзом, наш путь лежал дальше на юг. Вагонные двери должны были оставаться закрытыми. Едва мы успели пройти границу, как от вагона к вагону начали открываться двери. Но, выглянув из вагона в темноту леса, первое, что мы увидели, был румынский пограничник. Еще один шаг на пути к свободе, хотя мы и продолжали оставаться под русским конвоем.

Пунктом назначения этого предпоследнего этапа на пути к дому был Мармарош-Сигет, румынский пограничный город с венгерским названием (в наст, время Сигетул-Мармацеу. — Прим. ред.). Нас разместили в построенных в старом австрийском стиле казармах на территории военного городка. Наряду с венгерскими военнопленными в этом месте содержались тысячи австрийцев из состава бывшей немецкой армии. Там мы пробыли несколько дней. По-видимому, основной целью этой стоянки были отдых и питание. Еды было много. Приготовлением пищи, наверное, занимались венгры, потому что нам давали отменную пшенную кашу с красным перцем. Там царила более или менее радостная атмосфера, напоминавшая историческое описание лагеря Валленштейна, хотя и без маркитанток.

Предполагалось, что эшелоны с едущими на родину австрийцами должны будут отправляться ежедневно. Первый и второй эшелоны уже ушли. Мы должны были попасть в третий, но тут совершенно неожиданно поступило распоряжение задержать офицеров. Нас опять охватило чувство неуверенности, которое владело нами буквально до последней минуты этой непредвиденной задержки. По неосторожности я вошел в сделку с одним венгерским офицером. Я обменял свой отличный рюкзак, предмет снаряжения Люфтваффе, на простой армейский ранец и 100 граммов мелкого сигаретного табака, так как решил, что рюкзак мне больше не нужен, а свое немудреное имущество я смогу носить и в ранце. В самом деле, кроме того, что было надето на мне, я обладал самой малостью. Все, что у меня было, это второй комплект белья, жестянка табака, зубная щетка трехлетней давности и самый важный предмет, ложка. Многие пленные носили свою ложку в левом нагрудном кармане, чтобы не потерять ее и держать всегда наготове. Но у нас дома был рюкзак, я знал об этом. В противном случае такой обмен был бы совершенной глупостью.

После отъезда из Георгенбурга прошло две недели. С четвертым эшелоном было разрешено отправиться и нам, офицерам. После станции Чоп, который по-венгерски назывался Шоп, поезд покинул пределы СССР. Ярким солнечным днем мы пересекали Венгерскую равнину, через Дебрецен и Сольнок. Увидев наш поезд, который шел не очень быстро, люди махали нам руками. Когда мы останавливались, венгерские женщины приносили нам нарезанные большими ломтями арбузы. Радушие, с которым нас приветствовало местное население, казалось нам предвкушением того приема, который нам должны были оказать в родной стране. На ночь поезд остановился в Дьёре для того, чтобы наше прибытие на австрийскую землю состоялось в дневное время.

Во время стоянки произошла смена паровозов. Первым приветствием с родины было появление австрийского машиниста, который повел состав дальше. Когда поезд отошел от Дьёра и стал приближаться к австрийской границе, то возбуждение достигло крайних пределов. Мы прибыли в Никельсдорф. О том, что мы находились на австрийской территории, свидетельствовал тот факт, что вторая колея железнодорожной линии была разобрана. Это было частью репараций, которые были потребованы Советским Союзом. Но это нас не беспокоило. Наступило время уборки урожая, и на полях было много людей. Заметив наш поезд, они прекращали работу и радостно приветствовали нас. Все было почти как во сне.

Тем временем мы узнали, что должны были прибыть на станцию Виенер Нойштадт. Именно там проходила регистрация освобожденных военнопленных и выдача необходимых документов. Чем ближе мы подъезжали к пункту назначения, тем более возбужденным становилось настроение. Утром 19 сентября 1947 г. наш поезд прибыл в Виенер Нойштадт.

Город был частично разрушен, и мы его почти не видели. Наше внимание было направлено на ожидавший нас прием. Оказалось, что на вокзале собрались сотни людей. После того как мы выбрались из старых товарных вагонов, была сформирована колонна, чтобы пройти маршем до находившейся поблизости казармы, где располагалось ведомство по делам репатриантов и освобожденных военнопленных. Вдоль улиц стояли родственники тех, кто не вернулся на родину. Многие держали перед собой фотографии и плакаты, на которых были написаны имена людей и еще что-то, вроде: «Вам знакомо это лицо?» или: «Кто знает этого человека?». Но у нас не было времени разглядывать их по отдельности.

На выдачу справок об освобождении ушло несколько часов. Нас покормили, и это был первый обед на родной земле. Если я не ошибаюсь, давали гуляш, первое мясное блюдо за два с половиной года. Свою справку об освобождении я, конечно, храню до сих пор. В правом верхнем углу этого документа стоит штамп: «Клятвенное обязательство. Я клятвенно заявляю, что вся указанная мною информация является достоверной». Под этим стоит моя подпись. В графе «профессия» я написал «студент». В разделе «Дата возвращения из плена, откуда, когда взят в плен», написано: «19.09.1947 г., Россия, 27.03.1945 г.». Еще один штамп подтверждает, что на мне нет вшей.

На обратной стороне справки есть несколько печатей. Они удостоверяют, что в качестве пособия я получил 50 шиллингов и 10 сигарет. Кроме того, отмечено, что 20 сентября на вокзале города Линц мне выдали небольшую денежную сумму, сигареты и брошюру. Там меня еще и покормили. 23 сентября в городе Браунау мне было выдано удостоверение личности. 2 октября я получил карточки на получение двух пар носок, двух трусов и двух маек.