Книга Лукреция Борджиа - Женевьева Шастенэ

Глава XIX

ВРЕМЯ УБИЙЦ

Словно в подтверждение того, что насилие существовало на итальянской земле испокон веков, 16 января 1506 года крестьяне извлекли из земли в одном римском винограднике, неподалеку от Золотого дома Нерона, скульптурную группу из мрамора, созданную в эпоху правления Августа и изображавшую историю Лаокоона, отговаривавшего троянцев вносить в их город деревянного коня и приговоренного богами к смерти: он был задушен двумя змеями. Сразу же с нее были сделаны многочисленные бронзовые копии, они появились во многих дворцах, в том числе и в Ферраре, которая, в свою очередь, готовилась пережить трагедию, достойную античности.

Высокомерием и жестокостью, надменностью и доблестью и в особенности преступлениями младшие сыновья Эркуле д'Эсте вполне могли соперничать с Атридами. Самым ужасающим из них представляется Ипполито; воспитанный как духовное лицо и блестяще образованный, он обладал воинственным характером, плохо сочетавшимся с его обязанностями. Находясь в тени, он довольствовался тайной властью, которую дополняло его распутство. Этот Янус-разрушитель любил охотиться на дичь, как, впрочем, и на людей, но своему другу Бальдассаре Кастильоне он казался совсем иным. Тот писал о нем:

Посмотрите на сеньора Ипполито д 'Эсте, кардинала Феррары, родившегося под такой счастливой звездой, что его личные качества, внешность, речь и поведение исполнены совершенной гармонии и грации и что в кругу старейших прелатов, несмотря на свою молодость, он пользуется столь великим авторитетом, что, похоже, ему более подобает учить, нежели слушать наставления.

Видя перед собой этого достойного соперника Макиавелли, остальные братья остерегались заявлять о своих претензиях. Помимо Альфонсо, старшего брата и наследника, были еще Сиджизмондо, преисполненный благочестия и ничего не требующий, а также Джулио и Ферранте, его слабые копии, не обладающие ни его красотой, ни его умом, ни его ироничностью. Из всей семьи лишь Изабелла д'Эсте, маркиза Мантуанская, по достоинству ценила очарование Джулио, внебрачного сына герцога Эркуле и Изабеллы Ардуино. На самом деле он был элегантной куклой, до смешного самовлюбленной. «Я был до того хорош в моем маскарадном костюме во время прошлого карнавала, — говорил он, — что никто в этом году не мог со мной сравниться, и я думаю, не сможет со мной сравниться в будущем… Все дамы только того и желали, чтобы я соблаговолил потанцевать с ними»1.

Альфонсо, Сиджизмондо и даже Ипполито приняли опеку отца, Джулио и Ферранте ее отвергли. Популярность Джулио у куртизанок была такова, что позволяла ему надеяться в один прекрасный день сложить с себя духовный сан. После смерти Эркуле Альфонсо и Ипполито обманули ожидания братьев. Альфонсо ограничился тем, что увеличил содержание Ферранте и подарил дворец своему сводному брату Джулио. Это вызвало прилив высокомерия у одного и вспышку гнева у другого. Опасаясь, что его действия вызовут раздражение у Ипполито, Альфонсо попросил Лукрецию отправить Джулио в замок Брешелло под надзор местного управляющего.

В этой, мягко говоря, напряженной обстановке в Ферраре появляется Анджела Борджа, двоюродная сестра Лукреции. Александр VI дал ей в женихи Франческо делла Ровере, однако после смерти папы помолвка была расторгнута, и после избрания Юлия II Изабелла Гонзага предложила вместо Анджелы свою дочь Элеонору, на которой Франческо, племянник нового папы римского, и женился пять лет спустя. Чтобы смягчить досаду Анджелы, Лукреция оставила ее у себя на службе. Анджела, восемнадцатилетняя очаровательная девушка, преисполненная жизненной силы и необыкновенно шаловливая, презирающая правила этикета, решившая наслаждаться жизнью, напоминала Санчу Арагонскую. Возможно, именно поэтому Ипполито, питавший пристрастие к определенному типу женщин, стал за ней ухаживать. Видя, что девушка вдруг потеряла привычную живость, Лукреция потребовала у нее объяснений. Так она узнала, что Анджелу соблазнил дон Джулио и что он обещал, что добьется разрешения сложить с себя церковный сан.

1 ноября 1505 года Джулио в сопровождении нескольких всадников прибыл в Бельригуардо якобы для того, чтобы засвидетельствовать почтение герцогине. Она, по причинам, нам уже известным, попросила его не задерживаться и вернуться в Феррару как можно скорее. Однако в тот же вечер Ипполито явился к Анджеле, которую усердно обхаживал. Но она призналась, что любит Джулио, и, выведенная из себя настойчивостью Ипполито, добавила: «Вы не стоите даже глаза вашего брата». Этого оказалось достаточно для того, чтобы брат убил брата. Это произошло 3 ноября. Вместе с наемными убийцами Ипполито устроил засаду на дороге, там, где должен был проехать его сводный брат. Когда тот появился, люди Ипполито его разоружили, повалили на спину и острием своих шпаг выкололи ему глаза. Потом они бросили его, словно хлам, посреди дороги, неподалеку от замка.

Слуги отнесли раненого, которого обнаружил управляющий виноградниками, к лекарю. Этот бесчеловечный поступок напомнил Лукреции о судьбе Перотто, исколотого кинжалом у ног Александра VI. Решительно д'Эсте были из той же породы, что и Борджа. Ипполито и Чезаре стоили друг друга: оба были одинаково жестоки и высокомерны.

Врачи предприняли попытку спасти левый глаз жертвы, и к Джулио частично вернулось зрение, однако раны обезобразили его лицо. Отныне месть станет единственной целью Джулио.

Необходимо было наказать обидчика. Альфонсо, вынужденный считаться с кардинальским саном Ипполито и понимавший, что за скандалом последуют новые жестокие выходки, ограничился тем, что приговорил виновного к месяцу изгнания. Юлий II, ненавидевший д'Эсте, также мог воспользоваться случившимся, чтобы нанести роковой удар Феррарскому государству. Чтобы не навлечь на себя немилость папы или, еще хуже, чтобы не было начато расследование, от которого пострадали бы все его близкие и само герцогство, Альфонсо потребовал от своего несчастного брата, чтобы тот не только оставил всякую мысль о мести, но и простил Ипполито.

Вечером 23 декабря состоялось примирение. При свете факелов бедняга Джулио предстал перед окружающими с изуродованным лицом, и вернувшийся из изгнания Ипполито безразличным голосом выразил свои сожаления и обещал впредь вести себя, как подобает брату. Тогда Джулио, повернувшись к герцогу, схватил факел, поднял его перед собой и заставил кардинала посмотреть на его раны. Помолчав с минуту, показавшуюся собравшимся вечностью, он прошептал: «Что сделано, то сделано, но я прощаю его во имя любви к Ферраре».

Можно было надеяться, что за примирительными речами успокоятся и души. Но разве мог Джулио вынести мысль о том, что на празднике, где еще вчера перед ним преклонялись все, теперь он сможет вызывать одну только жалость, а его палач появится там, выставляя напоказ свою ярко-красную мантию, безупречную красоту и наглость? Тем временем празднества в Ферраре следовали одно за другим: то отмечали примирение братьев, то герцогиня устраивала маскарады или представления, то без конца ездили на увеселительные прогулки верхом, разрешенные до поста.

Кроме того, следовало подумать о будущем Анджелы, которая родила мальчика, и, по странному стечению обстоятельств, ее сын Джиберто впоследствии женится на внебрачной дочери кардинала Ипполито, Изабелле. К счастью, бенефиции без труда убедили графа Алессандро Пио, сеньора Сассуоло, согласиться взять в жены Анджелу. Не считая себя виновной в случившемся, эта капризная и взбалмошная особа потребовала королевской свадьбы. Лукреция, будучи неисправимой Борджа, уступила ей.