Книга Барабаны зомби - Джим Батчер

Одежду ее составляла алая в блестках рубашка с таким вырезом на груди, что отвести от него глаза представлялось делом почти невозможным, почти прозрачные мешковатые штаны и шесть с полтиной миллионов браслетов на руках и лодыжках. Волосы она подобрала на затылке замечательным хвостом, открыв красивые, крепкие плечи.

— Привет, — сказала она.

— Привет, Джини, — откликнулся я. – Скажите, ваша соседка Шила дома?

Она рассмеялась.

— Вы меня в самый последний момент застали. Я как раз к друзьям в гости собиралась.

— Костюмированный бал? – предположил я.

— Да нет, я так все время одеваюсь, — глаза ее озорно искрились. – Ведь Хэллоуин же.

— Даже без электричества?

Она изогнула бровь, и улыбка ее сделалась еще озорнее.

— Как знать, может, так еще веселее будет?

Черт, когда там, у Бока, я предположил, что изгибы ее тела под одеждой должны быть чертовски соблазнительными, я совершенно не ошибался. Они и впрямь оказались чертовски соблазнительными. Мне стоило больших усилий не опускать взгляда ниже ее подбородка – особенно когда она смеялась. От смеха по ее телу проходила такая интересная дрожь…

— Можете уделить мне минуту? – спросил я.

— Может, даже две, — улыбнулась она. – Смотря что у вас на уме.

— Мне нужна ваша помощь в одном деле, — сказал я, оглядывая коридор. Насколько я мог судить, за мной не следили, и я ехал сюда внимательно – впрочем, из этого вовсе не следовало, что здесь никого не было. Я не так уж плохо умею распознавать завесы, но на свете хватает людей (а еще больше нелюдей), которые по этой части гораздо сильнее меня. – Если вы не против, можем мы обсудить это у вас? – выражение лица ее сделалось немного встревоженным, и она тоже бросила взгляд в коридор.

— У вас неприятности? Это связано с теми людьми из лавки?

— Можно сказать, так, — кивнул я. – Можно, я войду?

— Конечно, конечно, — сказала она и отступила на шаг, пропуская меня. Я, хромая, вошел. – О Боже! – охнула она, глядя на меня. – Что случилось?

— Вурдалак метнул мне нож в ногу, — объяснил я.

Она изумленно зажмурилась.

— Вы хотите сказать, настоящий вурдалак? Самый взаправдашний?

— Угу.

Она недоверчиво скривила лицо.

— Ох. Уау. То есть, я слышала всякие истории, но чтобы так… ну, вы понимаете. Трудно поверить, что настоящие вурдалаки разгуливают здесь, у нас в Чикаго. Я кажусь вам очень глупой?

— Нет, — мотнул головой я. – Вам просто повезло. Но если вы их еще не видели, у вас очень скоро будет уйма возможности насмотреться на них вволю.

Квартирка ее оказалась именно такой, какой я ее себе представлял: маленькой, видавшей виды, но чистенькой и аккуратной. Мебель в основном с распродаж секонд-хэнда, доисторический холодильник, разношерстные книжные полки, уставленные книгами в бумажных обложках и учебниками, маленький престарелый телевизор, которым, судя по его виду, почти не пользовались.

— Садитесь, — предложила она, сдвинув в сторону пару лежавших на диване одеял и подушку. Я проковылял к дивану и сел, что оказалось чертовски приятно. Даже слишком приятно. Я глубоко вздохнул, положил больную ногу на журнальный столик, и это оказалось даже еще приятнее.

— Спасибо, — сказал я. Она качнула головой, разглядывая меня.

— Вид у вас жуткий.

— Пара дней тяжелых выдалась.

Она продолжала внимательно смотреть на меня.

— Похоже, что так. И что привело вас сюда?

— Книга, — сказал я. – Ну, та, про Эрлкинга, которую я купил у Бока.

— Да, помню, — кивнула она.

— Ну, вот, она.

— Гм. Что – она?

— Причина, по которой я здесь, — объяснил я. – Вы ее помните, а я нет, а нехорошие парни украли мой экземпляр. Мне нужно, чтобы вы вспомнили ее для меня.

Она нахмурилась.

— Что, всю?

— Не думаю, — успокоил я ее. – В ней несколько стихотворений. Мне кажется, то, что мне нужно, содержится в одном из них.

— Что вам нужно, — поинтересовалась она.

Секунду-другую я молча смотрел на нее.

— Возможно, — сказал я, наконец, — будет лучше, если вы не будете знать этого.

Она обиженно задрала подбородок и посмотрела на меня так, будто я непочтительно отозвался об ее матери.

— Простите?

— Очень уж гадкая эта история, — объяснил я. – Гораздо безопаснее будет, если я не буду посвящать вас в подробности.

— Ну, — заметила она. – Вы заботливы как отец, Гарри. Вот спасибо.

Я протестующее поднял руку.

— Да нет вовсе.

— Очень даже да, — возразила она. – Вы хотите получить от меня информацию, но при этом не желаете сказать мне, зачем, и что вы собираетесь с ней делать.

— Но это же для вашей безопасности, — настаивал я.

— Возможно, — согласилась она. – Но если я дам вам эту информацию, мне придется нести некоторую ответственность за то, что вы с ней сделаете. Мы ведь не очень хорошо знаем друг друга. Что, если вы возьмете у меня эту информацию и используете ее во вред кому-нибудь?

— Да ни за что.

— Возможно, вы говорите правду, — кивнула она. – Но возможно, и нет. Разве это не понятно? Я тоже несу ответственность за то, чтобы мой талант не обернулся во зло кому-нибудь. То есть, я не могу использовать его вслепую или безответственно. Вы способны это понять?

— Ну, вообще-то, — признался я, — могу.

Она прикусила губу и задумчиво кивнула.

— Раз так, если вы хотите, чтобы я вам помогла, скажите мне, зачем вам это?

— Если я вовлеку вас в это, я могу поставить вас под угрозу, — сказал я. – Это может быть очень опасно, — последние два слова я произнес раздельно для пущей убедительности.

— Я понимаю, — ответила она. – И принимаю это. Вот и скажите.

Секунду я смотрел на нее, потом не без досады вздохнул. Вообще-то, она была права. Но, черт меня подери, я даже думать не хотел о том, чтобы кто-нибудь еще пострадал от рук этих Кеммлеровых прихвостней. Особенно кто-то с такой потрясающей грудью, как эта.

Я с усилием отвел взгляд от означенного предмета.

— Люди, которых вы видели тогда в лавке, собираются использовать эту книгу, чтобы вызвать с ее помощью Эрлкинга.

Она нахмурилась.

— Но… он ведь один из самых могущественных властителей фэйре, так ведь? Они правда смогут сделать это?

— Вы имеете в виду, возможно ли это? – спросил я. – Еще как возможно. Я сам несколько часов назад высвистел Королеву Мэб, — собственно, с формальной точки зрения я говорил чистую правду.