Книга СССР. Зловещие тайны великой эпохи - Николай Непомнящий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Говорили, начальник лагеря даже лишился сознания, но, когда вызванный врач привел подполковника в чувство, тот закрылся в кабинете и, обхватив голову руками, долго сидел за столом, пытался осмыслить содержание письма и бессильно шептал: «Скоты! Захотелось выпить — подошли бы ко мне, попросили по-человечески: так, мол, и эдак, выпить желаем, принеси нам, куманек, пузырек. Обнаглели — цисцерну просят! Куда же они сына моего подевали?» Наконец приказал обследовать зоны повторно и пригрозил в сердцах: «Найдите мне сына, а не то я вас, дармоедов, на рудники отправлю!» Надзиратели бегали по баракам, лазили по чердакам, заглядывали под доски пола, но… мальчика нигде не нашли…
…Время приближалось к девяти вечера, и на землю опускались сумерки, когда ровно без пяти девять ворота вахты распахнулись, и на зону, переваливаясь с боку на бок, словно квочка, заехала пожарная машина и остановилась возле штаба. Шофер и начальник лагеря поки-нули кабину и вошли внутрь помещения. Неожиданно, словно из-под земли выросли, возле машины появились двое зэков: у первого от волнения перехватило слегка дыхание, а у второго от страха стучали зубы, первый напутствовал второго: «Ну что, Митя, пожалуй, пора! Если что, то кричи изо всех сил, что в машине спирт, и в суматохе беги!»
Позже выяснилось, один из зэков по кличке Писарь когда-то работал в пожарной охране и в премудростях управления техникой был искушен. Он открутил кран и, намочив под струей спирта сложенную газету, чиркнул зажигалкой и зажег. Увидев вспышку синего пламени из окна своего рабочего кабинета, начальник лагеря, заподозрив неладное, выбежал на улицу, но… опоздал! Писарь успел включить зажигание, нажал на стартер, машина рванулась с места, а его подельник, стоя наверху у вращающегося брандспойта с полыхающим факелом в руке, после возгласа: «Митька, зажигай!» — поджег струю спирта, ударившую из дула брандспойта..
С вахты выбежали несколько офицеров и устремились к машине, но мощная струя горящего спирта не только осветила сумерки, но и ударила в стены штаба, и деревянное здание вспыхнуло. Машина развернулась, и горящая струя, сбив с ног бегущих офицеров, переметнулась на вахту и центральную вышку — солдат, стоящий на ней, бросил автомат и огненным шариком скатился по лестнице вниз. Машина тем временем, взревев мотором, врезалась в ворота, разнеся последние вдребезги, и, разбрызгивая горящий спирт, устремилась в темноту.
Вслед пожарной машине затрещали автоматные очереди, у рабочей зоны машина остановилась, и солдаты, перепрыгивая через горящие лужи, бросились к ней, но через минуту, извергнув из себя столб огня, она помчалась по узкой лежневке и исчезла за вековыми пихтами…
На зоне полыхал пожар, горели штаб, в котором хранились документы и дела осужденных, центральная вахта, дорога, люди. Суматоха, паника, никто не мог разобраться в произошедшем. Солдаты выкатили из гаража «виллис» и хотели броситься в погоню, но дорога, облитая спиртом, казалась огненной рекой — ехать по ней не представлялось возможным, а машина беглецов тем временем, повалив по дороге телеграфный столб, лишая лагерь связи, устремилась дальше в лес, по лежневке, не жалея ни рессор, ни двигателя.
…В лагере всю ночь воевали с пожаром: солдаты тушили вахту и штаб, рискуя жизнью, ныряли в горящий дом и вытаскивали из него пачки документов и складывали на улице, а заключенные, гогоча: «Навели шороху ухари!», чтобы пламя не перекинулось на бараки, обливали их дощатые стены водой. Телефонная связь с другими поселками не работала, рация, которая находилась в штабе, сгорела — связи с внешним миром никакой! Охрану усилили, на каждой вышке теперь стояло по два солдата, а у разбитых ворот выставили ручные пулеметы. Лишь к утру, когда пошел дождь, пожар начал утихать, тогда и проверили численность заключенных, недосчитались пятнадцати человек, и начальник охраны поднял в ружье две роты и направил на секретные точки, приказав перекрыть дороги и тайные тропинки и живыми или мертвыми к вечеру доставить беглецов в лагерь. Солдаты запрыгнули в машины и разъехались в разные стороны выполнять приказание.
Вместе с ними поехал и бывший зэк, в описываемое время отсидевший свой срок, «вольняга», сорокатрехлетний охотник-эвенк Василий Виноградов, имеющий самое непосредственное отношение к рассказываемой истории. Полагаю, имеет смысл рассказать о нем подробнее.
Василий сел в начале 30-х годов. Что инкриминировали эвенку? Наверное, современному человеку история охотника-северянина покажется невероятной и совсем не разнящейся с известным современным анекдотом про чукчу: идет геолог по тайге, встречает чукчу, тот спрашивает: «Ты кто?» Геолог отвечает: «Начальник партии». Чукча отбежал метров на пятьдесят, прицелился, выстрелил ему в спину и говорит: «Чукча знает, кто начальник партии!»
У Василия получилось немного иначе. Встретив в тайге усатого человека и узнав, что это «начальник партии», он очень удивился и переспросил осторожно: «Какой?» На что ему геолог без задних мыслей ответил: «Самой главной!» Василий очень удивился и, когда сдавал меховые шкурки в заготконторе, рассказал про встречу и по неграмотности похвастался: дескать, самого главного начальника большевистской партии в тайге повстречал и лично с ним разговаривал, а кто-то утверждает, будто Сталин из Москвы носу не кажет!
Неизвестно, кто из земляков Василия довел слова, сказанные промысловиком, до ушей местного особиста, но молодой охотник вскоре «загремел» на целый десяток лет за колючую проволоку, сменив родные тундры на тайгу и горы Полярного Урала.
Работал эвенк на строительстве дорог и немножко в рудниках. Зэки считали его не совсем нормальным, и потому тот держался в сторонке от всех. Разумеется, Василию было не легко, но он сумел выжить, а когда закончился срок, вначале уехал к себе домой, но спустя месяц вернулся в поселок и попросился на проживание… Почему эвенк решил жить в поселке при лагере? Объяснил особисту: сидел пока, семья его в первую же зиму погибла от голода и холода — теперь дома у него нет, и жить он хочет в поселке… Начальство пошло навстречу бывшему зэку и оставило при лагере: кормился Василий охотой, продавая, а иногда и обменивая на продукты и водку меховые шкурки, добытые в тайге. Временами, хотя и чрезвычайно редко, когда случались побеги, его привлекали к поискам беглецов вместе с солдатами, последние уверяли, Василий лучше иной разыскной собаки будет…
…Двое суток лагерь жил на осадном положении — на вышках усиленные караулы с пулеметами, на работу в эти беспокойные дни никого из зэков не выводили. Сколько бы так продолжалось — неизвестно, но вскоре у центральных ворот лагеря остановилась машина, и из нее вылез как раз тот беглец, которого Писарь называл Митькой. На шум работы автомобильного мотора из дежурного помещения вышел начальник лагеря: увидев беглеца, он прорычал что-то матерное, свалил тщедушного зэка ударом кулака и принялся пинать, приговаривая: «Где мой сын, мерзавец?» Солдаты и офицер попытались оттащить подполковника, останавливая словами: «Вы что, товарищ подполковник, вы же убьете его!» — «Убью!» — соглашался тот и продолжал избиение. Наконец охранникам удалось-таки отбить паренька, и, вытирая кровь с разбитого лица, тот признался: он ничего не знает о сыне подполковника, и рассказал, почему вернулся.