Книга Неужели это я?! Господи... - Олег Басилашвили

Я делаю восторженное пионерское лицо. Камера проезжает мимо… «Стоп! Еще раз!»

«Юнннные!! Гордопобоевомузвучатэтислова!» Добрался я домой на Покровку в половине двенадцатого. Бледные от ужаса мама, папа, бабушка думали, что я пропал.

Полгода ждал выхода фильма на экран. Уроки почти не учил, вместо этого рисовал пионерскую эмблему: пятиконечная звезда с тремя языками пламени, а вокруг – слова «Красный галстук». Как бы начало фильма, заставка. Наконец, на «Колизее» появились афиши: «Красный галстук». Мчусь в кинотеатр, покупаю билет. Волнуюсь. Темно. Пошел фильм. За содержанием не слежу. Жду своей сцены. И вот! Вот!! Пол блестит! Несут знамя! (Странно – на съемке не носили.) И вот мы! Мы! Где я, где?! Ну же! В кадре возникает генерал: «Юнннные ленинцы!!!». Сзади генерала стоит размытая какая-то толпа в белых рубашках, отражающаяся в лакированном полу. «Гордо!!! По-боевому!!!» Ну!!! Сейчас!

Бац – и совсем другая сцена. Улица какая-то…

Это мой первый съемочный день в кино.

Нет, был еще первее. На Чистых прудах снимали «Подкидыша». Я с Асей катался на трехколесном велосипеде. Нас попросили поездить весело перед камерой.

Я поездил. И сегодня вижу себя в «Подкидыше». Это 1938 год.

И еще раз я попал в объектив кинокамеры в солнечный, жаркий, изнурительно яркий день 9 мая 1945 года.

Мы с Витькой Альбацем помчались на Красную площадь.

Я нес в руках красный флаг с серпом и молотом, который Жорка, брат, спер где-то до войны. ПОБЕДА!

Красная площадь, Манежная, Театральная – все плотно забито народом. Толпа раскрашена в два цвета: выцветший зеленый – военные и черный – штатские. И яркое синее небо! И красные флаги! Оркестр Утесова! Военные угощают нас мороженым!

С грузовика на Красной площади дядьки-киношники снимают нас. Показывают руками, чтоб бросали кепки в воздух. Мы бросаем.

Сейчас, когда вижу по телевидению эти кадры, – щемит сердце: вот, вот, в гигантской черной толпе ребят, бросающих в воздух шапки, кепки, тюбетейки, – это я!

Я, кажется… Вся жизнь впереди. Ура!

А Жорка, брат, так и пропал…

«Я утверждаю вас на роль Остапа Бендера. Но с одним условием: вы должны похудеть на тридцать килограммов и весить около 75-ти» – так сказал мне постановщик фильма «Двенадцать стульев» Леонид Иович Гайдай.

Леонид Иович. Стройный, сухощавый, в круглых очках. Мне повезло: я пробовался на Бендера, моим партнером был Сергей Филиппов – замечательный артист, который сыграл Воробьянинова, словно сошедшего с иллюстрации Кукрыниксов.

«Бендер должен быть похож на артиста Кторова, – утверждал Гайдай, – стройный, худой, с орлиным профилем!»

Что Бендер был не толст, это уж точно. Насчет профиля – не убежден. «Медальный профиль командора». Командором назвал Катаев в повести «Алмазный мой венец» Владимира Маяковского. И мне казалось, что во внешности и поведении Бендера много от Маяковского – напористость, атлетизм, афористичность, огромный юмор…

Ради того, чтобы сыграть Бендера, я был готов на все. Похудеть – пожалуйста. Я сел на диету, которую придумал сам: капуста в основном, творог. Физические нагрузки – гантели, бег. Когда приходилось идти в ресторан на чей-нибудь день рождения, смущал всех тем, что не ел ничего – так, веточку петрушки, листочек кинзы… И через два месяца я, весивший больше центнера, стал стройным, словно тополь, красавцем семидесяти пяти килограммов. Звоню в группу «Двенадцати стульев». Мне отвечают: извините, но съемки уже давно идут, а Бендера играет Арчил Гомиашвили…

Ну что ж, Бендером я не стал, но моя физическая форма позволила мне в дальнейшем сыграть Хлестакова, Самохвалова в «Служебном романе», Шатунова в «Выпьем за Колумба!» и много других ролей. Мой новый имидж расширил рамки моих возможностей и в дальнейшем эту свою форму я поддерживал.

Как радостно где-нибудь на гастролях театра подняться рано-рано утром, сделать зарядку, потом надеть спортивный костюм, кроссовки, взять секундомер, спуститься со своего десятого этажа на лифте и – на набережную Неринги (в Вильнюсе), или на стадион, что рядом с гостиницей «Аджара» в Тбилиси, или по яблоневыми садам с чистым воздухом предгорий Тянь-Шаня в Алма-Ате!

Не зря живу! Впереди – роли стройных красавцев! И вообще, легче жить! Глаза встречных девушек глубоки, как озера! Я – профи!

Кончилось все это однажды прямо на спектакле «Ревизор». Я получил глубокий надрыв ахиллова сухожилия. В больнице отказался заменить его нейлоном, рискуя остаться хромым всю жизнь. Когда сняли гипс, ступня повисла, неживая. Стал ступню разрабатывать, обратился даже к спортивному врачу. В результате долгих мучений восстановил походку, но бегать уже не смог.

2009 год. Гастроли в Москве совпали с моим семидесятипятилетием. Слово-то какое – длиннющее, одним махом не напишешь… Я уже не говорю о жизни. Незаметно быстро, неостановимо пронеслось время, – а с ним радости, горести и все-все, что принято называть жизнью. Из поведения окружающих напрашивается вывод, что прожил я не совсем впустую – на улице подходят незнакомые, жмут руку, благодарят…

Москва. Гастроли в Малом театре. Первый спектакль – «Дядюшкин сон». Билеты все распроданы задолго до начала гастролей. Мест нет. Наша Ира Шимбаревич на входе встречает приглашенных. Вдруг видит – батюшки! – Инна Натановна Соловьева! Одна, еле идет, опираясь на палку. «Инна Натановна! Мы вас не ждали, ведь вы уже видели «Дядюшкин сон» на «Золотой маске»…» Инна Натановна объясняет, что считает необходимым присутствовать, потому что «это серьезно, это премьера»! Шимбаревич кидается к администраторам, умоляя, чтобы посадили на хорошее место, что это необходимо! «А что я могу сделать?! Нет мест, и все!» – отвечает администратор. «Поймите, это же Соловьева! Со-ло-вье-ва! Понимаете?! Она должна сидеть удобно, все видеть и слышать!» Администратор свое: «Нет мест!» А Ира: «Вы обязаны ее хорошо посадить! Это же патриарх!! Патриарх!! Патриарх русского театра!» Администратор диковато оглянулся и говорит: «Хорошо. Я ей поставлю стул в центре партера». Ира чуть его не расцеловала и помчалась опять встречать приглашенных.

В антракте она навестила Инну Натановну. Посадили ее очень хорошо, в проходе партера. Ира побежала благодарить администратора. А тот: «Я второй стул держу». – «Зачем?» – «Для патриарха». – «Для какого патриарха?» – «Для мужа ее». – «Какого мужа?!» – «Вы же сказали, что она жена патриарха, я жду, что он придет».

Так стала уважаемая, любимая Инна Натановна Соловьева, вдумчивый, замечательный театровед, благожелательный критик, неотъемлемая часть русского театра, – Женой Патриарха.

Малый театр, Дом Щепкина. В этом театре я видел с бабушкой «Правда хорошо, а счастье лучше» – с Рыжовой и Садовским – еще до войны, видел Турчанинову, Яблочкину, Ильинского, Пашенную… А вот теперь я на гастролях питерского БДТ играю на этой сцене Князя К., а в зале сидит любимая, замечательная Жена Патриарха. А администратор ждет ее мужа. Патриарха…