Книга Богадельня - Генри Лайон Олди
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В темнице, под хохот палачей.
– Позвольте, молодой господин…
– Нет-нет! – отчаянно замахал Вит руками из-под перины, едва не порвав ее в клочья. – Я сам!..
– Как будет угодно молодому господину.
Челядь аккуратно разложила одежду на краю необъятной кровати. «Эх, Матильду бы сюда», – мельком подумал Вит, краснея.
– Молодой господин желает еще чего-нибудь? Вина? Ужин?
– Ага, ужин! И побольше!
Едва дверь за слугами закрылась, юноша принялся лихорадочно одеваться, путаясь в завязках, шнурках, пуговичках, крючочках и прочей дребедени. Наряды – загляденье, королю впору; но пока разберешься, что куда цепляется да пристегивается…
Жаль, зеркала нет. Полюбоваться.
– Ваш ужин, молодой господин.
Слуги внесли столик черного дерева, инкрустированный яшмой и серебром. Следом – два глубоких кресла с гнутыми ножками, обитых бордовым бархатом и с вензелями на спинках. Зачем два? Да кто ж этот сон знает! Вит уже устал удивляться. Следом потянулась череда подносов и блюд, исходя такими ароматами, что юноша чуть слюной не подавился. Он искренне надеялся, что теперь его оставят в покое, дав насладиться ужином, – но не тут-то было!
– Его светлость граф цу Рейвиш! – торжественно провозгласил знакомый слуга.
Вита едва не хватил успевший забыться столбун.
Граф вошел стремительно, но при этом без малейшей торопливости. Слуги разом исчезли, притворив за собой двери; юноша поспешил низко склониться перед его светлостью, а когда осмелился поднять глаза…
Букашка!
Взрослая букашка!
Лицо Жерара-Хагена тронула снисходительная, но вполне доброжелательная улыбка. Мальчик узнал отца. Узнал с первого взгляда. Значит, все складывается наилучшим образом. То, что должно быть сказано, следует говорить сразу, без околичностей, прозрачных намеков и прочей словесной шелухи.
– Я рад приветствовать тебя…
Короткая пауза. И давно выстраданное:
– …сын мой.
Вит машинально взял что-то с ближайшего блюда. Сунул в рот.
Вкуса не почувствовал.
– …Ух ты! Моя мамка – баронесса? Настоящая?!
– Агнесса ле Шэн. Племянница старого барона Гольфрида. Единственная, уцелевшая после мятежа Карла-Зверя.
– То-то она никогда… Я спрашивал, а она – молчок! Хитрюга! Конечно, скажи такое…
За время рассказа графа Вит, от робости и смущения, выхлебал целый кубок вкуснющего вина. Помогло. Смущение ушло без возврата. И впрямь, чего робеть перед собственным папашей?! Ведь если отец – граф, значит, и он, Витольд (полное имя впервые показалось красивым), – графенок! Или графин. А слово «бастард» в устах новоявленного родителя звучало совсем иначе, чем «байстрюк» или «ублюдок».
– Я очень рад, что нашел тебя, Витольд. Когда-нибудь ты поймешь мою радость. Послезавтра мы уедем отсюда в мой замок… В наш замок. Ты пройдешь Обряд, займешь свое место в Хенингском Доме…
Сказка продолжалась. Подумать только: совсем недавно сделаться подмастерьем у булочника было для Вита пределом мечтаний! Затем – Дно, друзья, Матильда… Лучшего и желать нельзя! Оказалось – можно. Мейстер Филипп, благородные забавы с Базильсонами, первая ночь с Тильдой… И вот: новый подарок судьбы! Его отец – граф цу Рейвиш! Любые мечты меркли по сравнению с головокружительной высотой, на которую Вит сейчас вознесся. А не убил бы мытаря – по сей день бы в Запрудах овец пас!
Вот оно, счастье! Привалило – так уж привалило!
Но черная тень беспокойства маячила рядом. Мешала до конца насладиться удачей.
– Ваша… ваша светлость…
– Зови меня отцом, Витольд. Привыкай. Особенно когда мы наедине.
– Ага… А мамку мою… баронессу, значит!.. Вы ее тоже в замок заберете? Мы теперь вместе жить станем?
Жерар-Хаген едва заметно нахмурился. Огладил пальцем подбородок, не спеша отвечать. Тень надвинулась, выросла…
– Не все так просто, Витольд. Я ведь женат. Давно. Я не могу привести в замок другую женщину. Ты уже большой: надеюсь, ты поймешь меня.
Вит прекрасно понял графа. Попробовал бы, к примеру, Гастон Рябушка, муж тетки Неле, другую бабу в дом привести! Разом бы и ухватом огреб, и бердышом, и всем, что под руку попалось! Месяц бы охал да отлеживался! Вот и граф своей графиньки страсть как боится.
Чего ж тут непонятного?
– …ты – иное дело. Я встречался с твоей матерью еще до женитьбы. К сожалению, моя супруга бездетна. Тебе она обрадуется. Что касается твоей матери…
Голос графа слегка дрогнул, и юноша радостно встрепенулся. «Любит он мою мамку! До сих пор любит. Не бросит ее, поможет!»
– …пусть поживет в деревне. Месяц или два. Потом я куплю ей дом в городе.
– Ме-е-есяц… – протянул Вит, угасая.
И разом – пропала комната, пропал граф Рейвишский, все пропало. Те двое – как живые, перед глазами. К мамке сзади подкрадываются. Сон? Явь? Бред? Или он с ума сходит?
– Сон мне дурной снится, отец.
Само вырвалось. Глухо, будто издалека. Едва собственный голос узнал.
– Сон? – из такой же дали. – Дурной? Будто у тебя в руках позор оружья? Пустое, сынок. Он и мне снится. И другим. Мерзкий сон, согласен.
– Не про оружье! Про мамку мою!..
Те двое совсем близко подошли. Один кулак занес. Скорее остановить их! расшвырять! мамку спасти! Только ноги мертвые, чужие.
– …убивают ее, отец. В речке топят. А вдруг – вещий сон? Может, поскорее ее… в город?!
Не видит Вит лица графского. А зря. Или наоборот: хорошо, что не видит. Побледнел вдруг граф. Выпрямился. Подвело на миг хваленое фамильное хладнокровие. Откуда?! Ведь никто не мог, ни словом… Шатнулась комната перед Жераром-Хагеном. Все вокруг плоским сделалось, ненастоящим. Нарисованным. Бегут по картине-комнате трещинки-кракелюры.[44]Вот-вот осыплется старая краска, обнажая холст… Или – иную картину, скрытую под привычной обыденностью? Что там, под слоем ветхой краски бытия, мнившегося незыблемым, а на поверку оказавшимся столь хрупким? Может, тот неправильный, богопротивный мир, где руки дворян отягчены позорным оружьем?
Прочь, наважденье, прочь!
…Кукла!.. хочу!..
Комната разбежалась в стороны, обретая прежние очертания, глубину и объем. Минуло всего какое-то мгновение – но у Жерара-Хагена, сына Густава Быстрого, были свои отношения со временем.
