Книга Кощей. Перезагрузка: фантастический роман - Роман Галкин

– Зачем? – вопрошает окончательно сбитый с толку одноглазый лихоимец, но руки все же расставляет.

А позади него трещит лещина под лапами гигантского паука. Почуявший неладное Лихоня пытается повернуться, но мы с Вием хватаем его за расставленные руки и удерживаем на месте. Ядовитые бивни Мизгиря с жутким треском вонзаются в спину бедолаги. Последний укоризненный взгляд огромного глаза заставляет меня содрогнуться и почувствовать себя предателем. Но Лихонин взор уже затуманился, тело обмякло и, захваченное мохнатыми лапами, стало быстро скрываться под полупрозрачными светло-серыми тенетами.

– Ты пошто кабанчика вместо свинки привел? – выводит меня из ступора возмущенный голос братца.

– Ась? – не понимает наезда Леший.

– Кощеюшка молвит, для Мизгиря свинку надобно было привести?

– Свинку? – Леший непонимающе смотрит на меня.

Я в свою очередь смотрю на Вия, пытаясь понять, разыгрывает ли он блондина или говорит серьезно.

– Об чем спор? – интересуется Мизгирь, подвешивая на ветвь могучего дуба кокон с Лихоней. – Где кабанчик со свинкой?

– А вот! – Леший подводит почти сомлевшее от убойной дозы сонного зелья животное.

– Угощайся, – спешу предложить мохнатому, пресекая ненужные вопросы.

– Благодарствую! У-ум-чвак… – Мизгирь хватает подсвинка и с громким чмокающим звуком в пару мгновений осушает его. Затем, покрутив в лапах иссохшую поросячью мумию и внимательно оглядев ее, говорит: – Ага, это был кабанчик. А свинка где?

– Какая свинка? – не понимает Леший.

– А про которую Вий надысь молви-и-ил… – Паук заканчивает фразу широким зевком.

Блондин переводит взор на Вия, тот в свою очередь вопросительно смотрит на меня.

– Дык сбежала свинка, пока мы Лихоню держали, – развожу руками, пожимая плечами. – Леший – пень трухлявый – не озаботился привязать надежнее. Но он тебе щас другую поймает. А ты пока нам с Ягой подсоби малость.

– А-а-ам, – протяжно зевает Мизгирь, – чем подсобить-то?

– А вот иди сюда, – приглашаю паука на расстеленное полотно из его собственных тенет. – Я тут твои коконы собрал да решил из них пошить шатер туристический. По недомыслию обратился к Яге. Кто ж знал, что она такая криворукая окажется? Видал, че нашила?

– Ага-а-а-ам, – раззявил пасть в очередном зевке Мизгирь, вяло топчась по полотну и, похоже, уже мало что понимая из-за сморившего его сонного зелья, которое всосал вместе с внутренностями кабанчика.

– Вот смотри, чего мне надо, – продолжал я, чтобы он не вздумал сойти с полотна, а то тащи его потом. – По краям нарастить еще с полметра и обметать, чтоб не обтрепалось. Вот тут окошечко чтоб открывалось. Здесь вентиляционное отверстие. А вход должен быть здесь. С двойным пологом, чтоб не продувало. Еще бы тамбурок желательно. О! Я же про петельки под колышки забыл! Слышь, Мизгирь! Эй, ты чего, спишь, что ли?

Заглядываю в помутневшие глазищи и пинаю мохнатую лапу. Паук бурчит что-то невнятное и подбирает лапы под себя. Из чудовищной пасти вытекает премерзкая ядовито-желтая слюна.

– Клиент готов. Можно упаковывать, – сообщаю застывшим в ожидании товарищам.

Вместе мы споро закутываем паука в его же тенета.

– На-кась. – Яга сует мне в руки большой клубок ниток, в который воткнута огромная швейная игла.

– Что это? – не понимаю я.

– Дык я же криворукая. Вот и зашивай Мизгиря сам.

– Ага, – подступает Леший. – Пошто меня пнем трухлявым нарек? Где енто я трухлявый?

Эпилог

– Та-ак… Ага… Порядок! – Илья перелистнул очередную страницу журнала регистрации прибывающих душ.

Глава департамента Грома и Молнии прибыл с ревизией в чистилище два цикла назад и до сей минуты ни разу не отвлекся от просмотра документации. Учет душ – дело наиважнейшее. Ибо каждая душа есть не что иное, как частица самого Создателя. А разве можно допустить потерю или порчу Его частицы? Громовержец о таком даже помыслить не мог. Вот и исполнял свои обязанности с крайней тщательностью, изучая том за томом, не пропуская ни единой самой незначительной мелочи.

– Не уразумел… – Нахмурив кустистые брови, Илья всмотрелся в мелкие строчки. – Эт-то что за непорядок? Страж! Ко мне!

Узрев грозный вид Громовержца, явившийся страж втянул голову в плечи, прижал к груди вилы и виновато потупился. Даже его обычно лоснящаяся черная шерсть вдруг поблекла, подернулась пепельной сединой и пошла колтунами.

– Эт-то что такое? – ткнув пальцем в раскрытую страницу, грозно вопросил воспаривший над стражем Илья. – Это как смогла грешная душа сама из котла выбраться? Да не бывало такого никогда! И дальше что? Дальше что, я тебя спрашиваю? Где отчет о происшествии? Какие меры приняты? Куда эта душа делась? Отвечай немедля!

– Дык… Э-э-э… – Дрожащий страж старательно пытался спрятать свою упитанную тушку за тонким черенком вил. При этом он все сильнее втягивал голову в плечи, и если бы не мясистые уши, она бы так и скрылась по самую макушку.

– Чего мычишь, аки тургеневский Герасим?! – Голос Ильи набирал громовую мощь. – Нешто язык проглотил? А ну, призвать ко мне Гавриила!

– Сию минуту, Громовержец! – прорезался голос у стража, обрадованного возможностью перевести гнев Ильи на начальство.

Узнав о причине гнева всемогущего ревизора, архангел призвал Мару. Вдвоем они и явились перед его грозными очами. Илья все еще парил в выси, готовый карать молниями повинных в беспорядке. Однако, узрев Мару, Громовержец несколько усмирил пыл. Опустившись на твердь, он сложил за спиной огромные белоснежные крылья и строго вопросил:

– Ну?

– Илюшенька, я тебе сейчас все объясню. Ты только не волнуйся, – бесстрашно выступила вперед грациозная повелительница морфеев. – Ведомо ли тебе, что во многих мирах людишки изничтожают пращуров своих первосозданных, кои не могут быть возрождены?

– Ведаю о том, – погрустнел ликом Громовержец. – Сие прискорбно весьма. С каждым первосозданным уходит в небытие часть самого Создателя. Оттого Он и пребывает в скорби великой который век уже.

– Так вот, Илюша, – Мара прижала руки к груди, разделяя скорбь Громовержца, – в тот раз, когда Гаврик раздумывал над участью мятежной души, то ли Петруша, то ли Павлик принесли весть, что в некоем мире людишки вновь погубили одного из первых. Да погибель-то какую жуткую для пращура придумали – через иглу в яйце.

– Йо-о! – содрогнулся Илья. – Экие изверги!

– Вот-вот, – закивала женщина. – И я тогда вот что подумала: для чего-то дал же мне Создатель дар уплотнять эфир до материального состояния?

– Ты такое можешь? – в искреннем изумлении взметнул брови Громовержец.

– Могу. Только мои морфейчики в материальном состоянии долго не держатся, а одухотворять тела мне не дано.