Книга Дело марсианцев - Олег Никитин

– Только поставь закорючку, и все у тебя будет, о чем мечталось, – хищно осклабился он.

То ли он в самом деле был таким жутким, то ли нарочно изображал самого Диавола – скорее всего, проклятому заводчику была приятна мысль, что он играет роль погубителя человеческой души. Только рогов с копытами и не хватало, и пятачка свиного! А так все атрибуты искусителя имелись.

– Не трусь, кровью расписываться не заставлю, и души бессмертной не потребую, – криво ухмыльнулся Дидимов. Черные усы его зловеще встопорщились. – А ежели сомневаешься, то все это, – он обвел рукой страшные механизмы, – я соорудил по тайному указанию Императрицы, ибо назревает новая война с Турцией.

– А князя Санковича зачем умыкнуть собрался? Что за машкерад с Манефой учинил?

– То мои купеческие дела, братец, – сощурился Дидимов, – и другим в них соваться не след, чтобы нос не прищемило. Ну, будешь подпись ставить? Теперь уж точно в последний раз спрашиваю.

Тихон шагнул вперед с самым мирным видом, изобразив полную покорность обстоятельствам. Сомнений, что тати по приказу заводчика выпустят в него пули, никаких не было. Чего им терять? По всему видно, острог по этим бородачам давно плачет. Круговая порука, как известно, и не к таким злодеяниям подталкивает…

– Прочитать хотя бы можно?

– Читай, да недолго, – презрительно ответил барон. – Недосуг мне тут с тобой баловаться.

Поэт притянул к себе свиток и прижал нижний край пальцем. Дидимов стоял напротив него, секретарь справа, и оба с напряженным видом следили, так же как и все прочие участники действа, как граф Балиор водит кончиком пера по строкам, усваивая смысл соглашения. По этой бумаге Тихон становился компаньоном Петра Дидимова во всех его начинаниях, в том числе оружейных, с правом совещательного голоса, а заодно получал в полное распоряжение пятьсот рублей на устройство нового журнала «Полезные безделки от скуки и забот» с правом печатать в нем все, что заблагорассудится.

– Хитро состряпано, – уважительно кивнул Тихон.

Получалось, что все последующие преступления против государства им самим как бы и одобрены. И дата под бумагою стояла сообразная, а именно прошлогодняя, когда поэт только прибыл в родные пенаты.

– Не лыком шиты… – Поверх листа Дидимов высыпал десять новеньких золотых червонцев – награду за «обнаружение» Манефы. – И губернатор еще полсотни накинет. Станешь ты несказанно богат и славен, сынок!

– Благодарствуйте, батюшка. Любопытствую – как вы узнали, что я здесь?

– Нашелся шустрый человечек из лакеев, донес о тебе весточку.

– Вот подонок! А ведь я его не связал, отпустил…

– Да ты никак пьян, дружок, – поморщился заводчик, уловив винный дух.

– Ну, вознес краткую молитву Бахусу, какое в том преступление? Кстати, я не верю, что князь Хунуков предал Отечество.

– У нас тут свое отечество, у них в Санктпетербурге свое. Никакого предательства он не совершил, братец.

Граф Балиор подвинул к себе чернильницу и бережно опустил в нее перо. Собственная ярость и очевидная ложь Дидимова настолько мутили сознание поэта, что он едва сдерживался от буйства, однако пальцы у него заметно вздрагивали – это и вызвало, видимо, мимолетный порыв: вынимая перо из глиняного сосуда, Тихон неловко дернул рукой. Чернильница шлепнулась на бок, из нее моментально вылилась приличная синяя лужа. Залив часть документа и несколько червонцев, жидкость плеснула через край доски со стороны заводчика и тонкой струйкой зашуршала у того по сапогу.

В сарае установилась буквально мертвенная тишина. Только писец не растерялся и отступил назад, будто освобождая путь для гнева заводчика – и тот воспоследовал! Могучим ударом кулака по доске Дидимов сбросил на пол и несчастную чернильницу, и звякнувшие жалко червонцы, даже не озаботившись, что они раскатываются по закоулкам – его искаженное гневом лицо было обращено только на виновника всей этой дикой сцены.

– Ты труп, Балиор! Взять его!

Поэт попытался было ринуться прочь, чтобы затеряться между железными монстрами, но переоценил свои силы. Уже на первом шагу четыре могучих руки сдавили его со всех сторон, а заодно и холодное дуло пистоля уперлось в шею – Тихон отчетливо понял, что если возобновит борьбу, тати не выдержат и нашпигуют его свинцом.

Собственно, и дергаться-то было нелепо, поскольку единой мощью кошевники, а подоспело их немало, превосходили одного пленника многократно. Слабых телом Дидимов в свою ватагу, очевидно, не вербовал. Из знакомых рож Тихон опознал Филимона, прочие тати были ему неизвестны – наверняка из личных дидимовских крестьян, коих у него великое множество.

– Петр Сергеич, позвольте мне, – опять выступил неугомонный Фаддей.

– Что позволить?

– Стукну его пару раз, как он меня, а потом и убить не жалко.

Тихон содрогнулся. Скрученного, явили его взору заводчика, сбоку от которого в нетерпении подпрыгивал бывший глава рудничных татей. Злобная физиономия Дидимова, против ожидания, буквально лучилась довольством, словно он наслаждался непокорностью поэта и предвкушал, как расправится с ним, будто с вертким тараканом, упавшим сгоряча в бутылку.

– А давай, стукнешь, – милостиво кивнул заводчик.

Фаддей с пылающим взором подскочил было к Тихону, и у того между ног буквально онемело от жуткого предчувствия, однако ладонь хозяина вдруг придержала прыткого кошевника.

– Но не так просто, а с толком… Полезай в доспехи.

– Зачем?

– Ты же хочешь, чтобы он тоже мужской силы лишился? Чтобы наверняка! Вот и полезай, братец, воплоти мечту в реальность. Заодно проверим, чего мои железные люди на самом деле стоят.

Фаддей безумным взглядом обвел ряды соратников, будто ища у них сочувствия, но те лишь засмеялись доброй шутке Дидимова и принялись подначивать бедного татя. Наконец тот понял, что хозяин не шутит, и с помощью свободных от удерживания Тихона парней стал втискиваться в нутро железного «человека». Для этого с его спины сняли круглый щит.

– И Балиора тоже затолкайте, пусть подерутся… – приказал заводчик.

– Что за дикие забавы? – высказался поэт. – Я не умею с этим чудищем управляться.

– Научишься. Жизнь, как говорится, заставит… С самоходом моим управился, так и с этим сумеешь, коли не полный дурак. А ежели победишь моего Фаддейку, отпущу на все четыре стороны.

– Я тебе не верю!

– Дело твое. Тогда подожди, сейчас он облачится и отмутузит тебя железными ручищами до смерти.

Выбора у него не было, ни малейшего. Словно в лихорадочном тумане, подошел Тихон к другим доспехам и влез в подготовленное для него отверстие. Перед этим с него сдернули бешмет, иначе было бы тесновато, а так места в животе чудища оказалось вполне достаточно. И отверстие для дыхания в шлеме имелось, оно же годилось для обзора, и даже сыромятные ремни для закрепления ног и рук – иначе тело при нещадной болтанке расшиблось бы об железные внутренности монстра.