Книга Волжский рубеж - Дмитрий Агалаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А когда корреспонденция закончилась, Алабин сел и перевел дух, Свербеев щелкнул пальцами у левого плеча. Тотчас же вынырнул официант из-за его спины, потянулся вперед и налил двум сиятельным людям Самары – одному бокал шампанского, другому – стопку водки. Свербеев трепетно заботился о своем желудке.
– Что ж, Петр Владимирович, вот вы и дождались своего часа, – с особым пониманием улыбнулся городскому голове губернатор Свербеев.
Держа в руке стопку водки, Александр Дмитриевич поднялся. Зал, увидев, что губернатор лично хочет произнести тост, стал быстро затихать. Гости шикали друг на друга, кивали на губернатора. А Свербеев терпеливо ждал, пока не услышит, как муха пролетает над столами. И дождался-таки.
– Дамы и господа! – начал он. – Мы поднимали тост за всеми нами любимого почившего в Бозе императора Александра Второго Освободителя, великолепный памятник которому несколько часов назад предстал обозрению всех самарцев. Но теперь я хочу поднять тост за человека, без которого не было бы ни этого памятника, ни многого другого в нашем замечательном городе. Я встречал много достойных людей в своей продолжительной жизни, мне есть чем похвастаться, но с такой яркой личностью я столкнулся впервые. Несомненно, вы уже понимаете, о ком я веду речь. – Свербеев многозначительно улыбнулся. – Есть такое понятие: «Человек Возрождения». Так говорят о том, кому под силу многое – и в самых разных направлениях! Знаменитые люди эпохи Возрождения были и художниками, и воинами, и химиками, и архитекторами. И все в одном лице. И мы должны гордиться тем, что и у нас в Самаре есть такой человек Возрождения: политик, администратор, воин – прошедший ни больше, ни меньше, а четыре кампании! – этнограф, блестящий писатель, историк, археолог и библиограф, садовод и музейный страж! Водопровод и театр, Александровская библиотека и музей, железная дорога и мост через Волгу, а ныне – памятник великому царю-Освободителю! Все это его заслуга! Его пот и кровь! Его душа и его сердце! И все это он, наш самарский голова, Петр Владимирович Алабин! Прошу вас, Петр Владимирович, встаньте и еще раз покажитесь всему честному собранию! – уже под нарастающие оглушительные аплодисменты предложил губернатор Свербеев. – Прошу вас, прошу!..
И он встал, гордый и счастливый, чувствуя, как пылает его лицо, как слезы восторга накатывают на глаза. Но он держался, держался! Залпами над столами забило шампанское. А разгоряченный зал, шумно поднимаясь, громко выдвигая стулья, рукоплескал ему, яростно бил в ладоши, выкрикивая что-то восторженное, яркое, сладко колющее в самое сердце…
Черная страница
(Эпилог)
Он выходил из темноты и видел, как обретает ясность в огромном зеркале его отражение. Выходил из темноты гостиной призраком, молчаливым и угрюмым. Подходил все ближе. Мундир с иголочки – не придерешься. Кроваво лучилась широкая алая лента через богатырскую все еще грудь, приглушенно посверкивали ордена. А вот глаза потухли. И еще – предательски серебрились волосы. Они стали совсем белы! Он окончательно поседел за последние полтора года.
За эти страшные полтора года. А нынче шел 1896-й…
Чем дальше ты шагаешь вверх, тем более кружится голова. Чтобы идти прямиком и не думать об опасности, надо как можно меньше глядеть по сторонам! Надо быть уверенным в себе, в том, что ты делаешь. И он никогда не терял этой уверенности. Она жила в его сердце, срослась с ним, стала его частью.
Он более не был городским головой – его переизбрали в 1891 году. Почетное место оспаривал его старый товарищ и коллега – купец Субботин, и оспаривал удачно. Но по хитрому стечению обстоятельств сел в завидное кресло гласный Неклютин. Его, Петра Алабина, уже привыкшего быть хозяином в городе, избрали на другую ответственную должность – председателем Самарской губернской земской управы, что также было почетно. Он вступил в эту должность 2 апреля 1891 года. В том же году уехал в Петербург тайный советник, губернатор Свербеев, как и предполагал, на сенаторское место. Губернаторское кресло занял действующий вице-губернатор, действительный статский советник Александр Семенович Брянчанинов.
Петр Алабин смотрел в зеркало и не хотел узнавать себя. Их семья сильно поредела. Уже пятерых они потеряли с Варварой Васильевной! А сами вот жили, жили! Крохой ушла Варечка, оставив по себе легкую скорбную тень. Потом исчезла, погрузившись во мрак склепа, их чудесная Лена. В 1879 году они лишились Василия, старшего, и смерть эта стала незаживающей раной, а в 1894-м от чахотки скончался неугомонный путешественник Иван, едва вернувшись в Самару. За ним в том же году умерла и дочь Ольга. Эти удары были невыносимы для родительских сердец. Но Господь дал, Господь и забрал. Варвара Васильевна стала неутомимой молитвенницей за своих детей – и покойных, и живых. Андрей Алабин, уволившись из армии, поступил на гражданскую службу и стал земским начальником 2-го участка Самарского уезда. Должность эта была небольшая для амбициозного молодого человека, но все же давала приемлемый достаток. Мария уехала с мужем в Болгарию. Самая младшая, Александра, их Сашенька, счастливо вышла замуж за известного самарского архитектора Александра Щербачева и родила сына Петра, назвав того в честь своего отца. Она более других и радовала Петра Владимировича. Вот кого бы он не смог потерять!..
Он видел в отражении уставшего, измученного человека. Что же сталось с тем молодым мужчиной, который ловко орудовал саблей на полях сражений, потом, на гражданской службе, брался за любое дело и справлял его на зависть всем?! Кто открывал библиотеки и музеи, с чьей легкой руки строились мосты и железные дороги? Теперь же он просто боролся за свою жизнь и честь. Теперь он, Петр Алабин, в свои семьдесят два года просто выживал. И совсем не был уверен, что победит. И сердце от этого стучало часто и нервно и точно грозило вот-вот сорваться. Тяжелое дыхание, свинцовые мешки под глазами, старое исстрадавшееся лицо. Вот только мундир с иголочки! Он не узнавал себя, и оттого порой было страшно. Он сжал кулаки непроизвольно, и лицо его исказилось и яростью, и болью.
– Кони, Кони! – прошептал он фамилию ненавистного ему человека, которому однажды – двадцать пять лет назад! – пожимал руку. – Анатолий Федорович, отчего же мы с тобой не в чистом поле встретились?! Не с оружием в руках, как мужчины?!
Все началось пять лет назад – в 1891 году. Тогда случился еще один страшный голод в России. Весна прошла спокойно, никто не ждал беды, но засушливое лето уже в июне вызывало у самарского правительства самые серьезные опасения. 15 июля Петра Алабина избрали в комиссию по обеспечению продовольственных нужд населения Самарской губернии. Стоило торопиться и все делать быстро. Обеспечение хлебом было возложено именно на губернскую земскую управу. Нужен был хороший опытный маклер для закупок зерна.
В сентябре Алабин выехал в село Богатое. И по делам управы, и по частным вопросам. В «Товариществе Заволжских сахарных заводов», директором которого является М.Д. Вайнштейн, у Алабина было несколько паев на сумму в пять тысяч рублей. Дорога туда и обратно утомила Петра Владимировича, он вернулся домой разбитым и больным. Вскоре в Самару приехал и Вайнштейн и навестил старого знакомца.
